Москва
Региональная общественная организация
«Женщины и информация»

ПЕРВЫЙ БОЙ — ОН СТРАШНЫЙ САМЫЙ

15 октября 1941 года в спецчасть 9903 прибыла большая группа московских и ярославских комсомольцев-добровольцев. Три дня учебы: стрельба из винтовки и пистолета, метание гранат, минирование дорог, подрыв мостов, ориентирование на местности, бесшумное снятие часового и многое другое, что нужно знать разведчику-диверсанту.

Фашистские войска были на подступах к Москве — не до учебы. Командование части стало комплектовать диверсионные группы и направлять их в тыл врага. Я попала в группу Ивана Ананьева. В состав ее вошли три мои подруги: Соня Макарова, Тося Штырова, Валя Плахина. Все. мы пришли из одного района — Железнодорожного, все успели закончить курсы сандружинниц. Когда началась война, меня и Валю утвердили командирами военно-санитарных дружин района, а Соня и Тося — комиссарами в них. Более того, с Соней Макаровой мы с первого класса учились в одной школе, состояли в одном пионерском отряде. Все мы верили друг в друга и захотели быть рядом. Кроме нас, в группу Ананьева попали четыре ярославца: Павел Проворов, Илья Марусин, Виктор Букин, Иван Емельянов.

20 октября мы получили первое боевое задание: предстояло идти во вражеский тыл. Вместе с нами уходила группа Бориса Крайнева: Аля Воронина, Наташа Самойлович, Маша Кузьмина, Лида Булгина, Иван Смирнов, Николай Масин, Валентин Баскаков. В сопровождении полковой разведки мы относительно спокойно перешли линию фронта. Разведчики, пройдя с нами метров пятьсот, возвратились на передовую для обеспечения нашего прикрытия, если мы будем обнаружены при дальнейшем продвижении по нейтральной полосе. Преодолев полтора-два километра по открытому полю под сильным минометным обстрелом, мы вошли в лес и наши группы разошлись -каждая направилась к месту своего действия. Мы — в район населенных пунктов Беспалово — Пречистое, они — Борисово — Верея. То есть, наши пути пролегали параллельно, по обе стороны шоссе.

Углубившись в лес, Ананьев объявил привал, давая нам отдохнуть, а сам пошел на разведку в ближайшую деревню. Мы сразу же сбросили с плеч рюкзаки и повалились на землю. Они были тяжелыми, особенно для наших девичьих плеч. В них -наш боекомплект: толовые шашки, мины, гранаты, металлические шипы, бутылки с горючей смесью.

Лес... Чудесный лес Подмосковья! Такой знакомый и родной: с мощными дубами, стройными березками, пушистыми елочками, разноцветьем трав, пением птиц, — все в нем радовало и успокаивало душу. Война наложила и на него свой отпечаток -он стал суровым.

Время, определенное командиром для разведки, прошло, а он не возвращался. В нас зародилась тревога. Павел Проворов предложил изменить место базирования и выставил часовых. Мы ждали командира сутки, но тщетно — он не возвратился. Группа оказалась в трудном положении: никто из нас не знал точного района действия, и главное — пароля, который нужно будет назвать, возвратясь в расположение своих войск. Но мы не пали духом. Избрали командиром Павла Проворова и решили действовать в районе города Верея.

Прибыли на место. Командир выслал разведку к шоссе. Пробыв несколько часов в укрытии, наши лазутчики установили интенсивность движения по шоссе и как оно охраняется. Ближе к ночи группа двинулась к разведанному месту. За ночь мы установили на шоссе в нескольких местах противопехотные и противотанковые мины, разбросали металлические шипы и отошли метров на триста для наблюдения. Уже стало рассветать, когда услышали шум на шоссе, а вскоре увидели и колонну автомашин. Первая, в которой сидели солдаты, благополучно проскочила. Вторая и третья, с боеприпасами, взорвались. Остальные остановились. Мы стали отходить к лесу. Но в зареве огня гитлеровцы нас обнаружили и стали преследовать, стараясь отрезать от леса.

Проворов несколько изменил направление, и мы побежали к лесу через болото, рискуя каждую секунду быть затянутыми в него. Фашисты лезть в болото не рискнули и прекратили погоню. Когда мы уже в лесу остановились перевести дух, то обнаружили, что среди нас нет Сони Макаровой. Мы подавали условные сигналы, прочесывали лес, но Соню так и не нашли. Мы решили, что она оступилась с одной из кочек, по которым мы бежали, и ее затянуло болото. Это была вторая потеря в группе, нас осталось семь человек. Боль утраты боевых друзей вселила в нас еще большую ненависть к врагу.

Продолжая рейд по району, мы минировали шоссейные и проселочные дороги, разбрасывали по дорогам металлические шипы, нарушали телефонную связь и одновременно собирали разведданные. Когда израсходовали боезапасы и наши рюкзаки полегчали, мы стали выходить к своим.

Обратный путь был очень тяжелым. Если, когда мы шли на задание, полковая разведка помогла нам перейти линию фронта, то теперь все пришлось решать самостоятельно, нас некому было поддержать и прикрыть. Мы меняли место прорыва, но каждый раз попадали под обстрел минометов и пулеметов. Продукты у нас кончились, и мы питались дарами природы: грибами, рябиной, травой. Одежда наша и обувь намокли и были грязными — приходилось переходить вброд речушки, идти под дождем. Но самое страшное случилось, когда нам все же удалось перейти линию фронта и мы оказались у своих. Попали не в ту часть, из которой провожали нас на задание, а в пограничный полк, командование которого нас не знало, а мы не знали пароль. Нас арестовали, как немецких шпионов, отобрали оружие, посадили, отделив мальчиков от девочек, в подвальные комнаты, поставив возле дверей вооруженных солдат. Допрашивали ночью поодиночке, требуя признания: кто послал и с каким заданием. Если не скажете правду, -грозил допрашивающий, — на рассвете расстреляем из ваших же пистолетов.

Сработал закон подлости: именно в этом районе, откуда мы вышли к линии фронта, был сброшен небольшой фашистский десант, и пограничники приняли нас за них. Ночь прошла как кошмарный сон: допрос, потом несколько минут отдыха на холодном, мокром полу — в комнате не было ни одной скамейки, — потом снова допрос и угрозы расстрела.

Умереть за Родину нестрашно — ведь мы добровольно пошли в спецчасть 9903 и знали, что каждое задание в тылу врага может быть последним. Но погибнуть от пули своих солдат, да еще с клеймом предателя, -было невыносимо тяжело. Нервы на пределе. Хотела заставить себя заснуть, чтобы снять напряжение и проснуться бодрой, но сон не шел. Мысли одна за другой проносились в воспаленном мозгу. Вся моя короткая жизнь предстала как на экране: детский сад, школа, пионерский отряд, Всесоюзный пионерский лагерь "Артек", куда в 1935 году направил меня ЦК ВЛКСМ за активную пионерскую работу, наша дружная семья, и мама, — милая, нежная моя мама, выдержит ли твое больное сердце мою нелепую, глупую смерть? Смерть твоей младшей доченьки, певуньи и хохотушки. Скорее бы наступало утро! Что-то оно нам принесет?

Утром нам принесли по куску хлеба и по кружке кипятка. Опять тревожное ожидание. Где-то ближе к обеду нас всех вместе, т.е. Тосю, Валю и меня, повели к командиру полка. Все! Сейчас будет приговор.

Когда мы вошли в кабинет, там уже были наши ребята: Павел, Виктор и два Ивана. Они с радостными улыбками бросились к нам и стали обнимать. Мы стояли ошеломленные и ничего не понимали. Командир тоже улыбался. Подошел к нам: "Простите, девочки, за грубость, допущенную к вам при допросе. Сейчас хорошо накормим вас, уложим спать в чистые постели, а одежду вашу выстираем и высушим. Вы, оказывается, герои, а мы вас приняли за шпионов".

Когда сели обедать, ребята рассказали, что под утро пограничники поймали настоящих шпионов, а также из нашей части пришел ответ на запрос командира полка, что действительно 20 октября мы перешли линию фронта для выполнения спецзадания в тылу врага. В полдень за нами пришла автомашина.

Когда мы прибыли на базу, группа Бориса Крайнова уже отдыхала там после выполнения задания. От них мы узнали, что Соня Макарова, оторвавшись от нас, когда за нами гнались фашистские солдаты, попала в группу Крайнова, — действовали-то мы, как сказано вначале, рядом. И задания были похожи. Когда Соня готовила мину к установке, она взорвалась у нее в руках, а рядом лежала толовая шашка. Взрыв был такой силы, что у Сони оторвало руки и ноги, а Маше Кузьминой, находившейся рядом, размозжило череп и вырвало глаза. Соня стонала и все время просила прощения у своей мамы: она ушла на фронт в тайне от нее, когда та гостила в семье старшего сына, ушедшего на фронт. Спустя три часа после страшного ранения Соня умерла. Сердце мое обливалось кровью. Соня, Сонечка, друг мой дорогой, что же я скажу твоей маме? А что случилось с нашим командиром Иваном Ананьевым для нас до сих пор тайна.

После небольшого отдыха было еще задание, потом еще и еще, но мы были уже обстрелянные солдаты. А та первая вылазка во вражеский тыл, особо запечатлелась в памяти. Может быть, потому, что, как правильно замечено в известной песне, "...первый бой — он страшный самый"