1. Трансформация социально-трудовой сферы
в период радикальных экономических реформ

Сегодня, летом 1998 года, когда с момента начала радикальных экономических реформ в России прошло уже более 6 лет, можно с уверенностью говорить о том, что произошла подлинная революция в социально-трудовой сфере. Очень кратко произошедшие за это время перемены можно свести к следующим.

Во-первых, принципиально изменилось соотношение численности занятых в государственном и негосударствен ном секторах экономики. Если в 1992 году на государствен ных и муниципальных предприятиях и организациях работало 68.9% всех занятых, то в 1996 году доля государствен ного сектора составляла всего 37.0%, в то время как в негосударственном секторе трудилось 63% занятых. Наиболее быстрый рост численности занятых отмечался в частном секторе, а также на предприятиях и в организациях смешанной формы собственности. (подробнее см. табл.1 Приложения) Можно по-разному оценивать положитель ные и отрицательные стороны трансформации структуры занятости, однако невозможно отрицать тот факт, что сегодня почти 2/3 занятого населения уже не привязано в своей профессиональной деятельности к государственной форме собственности. На смену присущему социализму принципу всеобщей и обязательной занятости в рамках общественной (а точнее, огосударствленной) собственно сти) пришла переходная модель занятости, соединяющая черты, сформировавшиеся в условиях планового хозяйства и элементы формирующейся рыночной экономики.

Во-вторых, рядом с системой наемной занятости возникли новые формы экономической активности, такие как самозанятость и предпринимательство. В 1996 году доля работающих не по найму составила 10% от численности занятых женщин и 16% от численности занятых мужчин. (Стат.бюлл.: 1998, с.138). Доля занятых в частном секторе экономики возросла за период 1992-1996 гг. с 18.3% до 38.2%. При этом почти 25% от численности занятых в частном секторе - это лица ненаемного труда.

В-третьих, произошло существенное перераспреде ление занятых в пользу отраслей и профессий, адекватных потребностям рыночной экономики, таких, например, как сфера обслуживания, посреднические услуги, кредитова ние, финансы, страхование и пр. Доля промышленности за 1992-1996 гг. снизилась с 29.6% до 24.7%, строительства - 11% до 9.7%, науки - с 3.2% до 2.4%, В то же время доля занятых в торговле возросла с 7.9 до 10.0%, в образовании - с 10 до 11.7%, в кредитовании, финансах и страховании - с 0.7% до 2.6%. (Россия в цифрах 1997: 37).

И, наконец, в-четвертых, на рынке труда выявились свои "фавориты" и "аутсайдеры". К числу последних можно с достаточным основанием отнести многочисленную армию безработных, составляющую сегодня (по методике Международной Организации Труда) 9.6% от численнос ти экономически активного населения, причем уровень зарегистрированной безработицы превысил 3,6%.

По уровню безработицы Россия уже в настоящее время вполне "догнала" такие развитые страны Запада как Великобритания, Швеция, Германия. В то же время в отличие от стран Запада, да и большинства бывших наших собратьев по социалистическому лагерю, российская безработица имеет целый ряд особенностей, которые на первый взгляд могут показаться парадоксальными. Действительно, несмотря на то что падение объема производства в период 1990-1996 гг. составило по различным оценкам от 52 до 60%, уровень зарегистрированной безработицы оказался несопоставимо более низким, чем ожидаемые по прогнозам значения. Объяснение этого парадокса обычно дается исходя из двух схем:

(а) низкий уровень общей и зарегистрированной безработицы в России был "оплачен" исключительно высо
ким уровнем инфляции в 1992-1995 гг.;

(б) низкий уровень безработицы объясняется унаследованным еще от социалистических времен патернализ мом руководителей российских предприятий, предпочита ющих использовать в своей кадровой политике различные формы функциональной и финансовой гибкости, но не прибегать к сокращению численности персонала. Некоторые авторы подчеркивают, что эта тенденция существен но усилилась в период, предшествовавший приватизации предприятий, поскольку директора были заинтересованы в сохранении дружественных отношений с трудовым коллективом, чтобы противостоять внешним претендентам.

Второй парадокс российской безработицы связан с тем, что она характеризуется высоким образовательным и квалификационным уровнем. В наибольшей степени эта тенденция проявилась в первые 2-3 года после начала официальной регистрации безработных. С первого взгляда этот факт мог бы быть расценен как положительный: известно, что люди, имеющие высокий уровень образования, в нормальных условиях имеют более высокие шансы на восстановление занятости. Однако в конкретной российской обстановке начала и середины 90-х годов высокий уровень образования (а тем более, "осложненный" возрастным фактором) выступал как одно из главных препятствий в трудоустройстве. Эта ситуация в значительной степени объясняется кардинальным несоответствием между квалификационными и образовательными характеристи ками безработных, с одной стороны, и, с другой, спросом со стороны работодателей, в основном сконцентрированным на рабочих профессиях. В итоге квалифицированные и опытные специалисты в возрасте "после 40 лет" имеют существенно менее благоприятные шансы на рынке труда по сравнению с другими категориями работников, что резко сокращает их возможности отстаивания трудовых прав.¹

¹ Подобное структурное несоответствие между спросом и предложением труда послужило основанием для обозначения российской безработицы как "переходной", характеризуемой разрушением старых форм социального воспроизводства рабочих мест без их замены соответствующими новыми формами. (Sollogoub: 116)

Следует подчеркнуть и ярко выраженный гендерный аспект данной проблемы. Как показывают данные официальной статистики, в последние годы наметилась тенденция к постепенному снижению доли женщин как в общей численности безработных (рассчитанной по методологии МОТ), так и в численности безработных, зарегистрирован ных государственными органами Службы Занятости. В настоящее время доля женщин в этих группах составляет соответственно 45% и 62,9%.

Однако в численности безработных с высшим образованием женщин существенно больше: так, среди всех безработных с высшим образованием они составляют 51,2%, а среди зарегистрированных безработных с высшим образованием - 67,2%. (рассчитано по: Социальное положение и уровень жизни...1997: 47, 49, 55).

Приведенные данные позволяют предположить, что именно женщины-специалисты сталкиваются в сфере занятости с практикой дискриминации по полу, что делает особенно актуальной проблему защиты их трудовых прав.

Наконец, третьим парадоксом российского рынка труда можно назвать несоответствие между высоким уровнем скрытой безработицы, с одной стороны, и высокой динамикой трудовой мобильности работников. По последним данным доля работников, ежегодно меняющих место работы, составляет 23-25%. (Статистическое обозрение 1997: 62.) При этом по данным статистики относительно высокий оборот кадров наблюдается даже на предприятиях с высоким уровнем скрытой безработицы. Эта парадоксальная ситуация отражает тот факт, что на формирующемся российском рынке труда сосуществует множество трудовых стратегий как со стороны работодателей, так и со стороны занятых. Говоря о работодателях, можно видеть, что одной из стратегий является укрепление кадрового ядра трудового коллектива, достигаемое ценой высокой ротации кадров. Аналогичным образом поступают и сами работники: в ситуации высокой социально-экономической нестабиль ности они также пытаются подобрать "оптимального" работодателя за счет перебора рабочих мест либо вторичной занятости. В результате на фоне высокой скрытой безработицы возникает интенсивная трудовая мобильность, к тому
же с преобладанием добровольных увольнений в структуре причин потери работы.

Специфические особенности российского рынка труда заставляют исследователей искать новые подходы, позволяющие адекватно описать реальное поведение его субъектов. В рамках данной статьи эта проблема рассмотрена под углом зрения анализа гендерных различий в понимании трудовых прав и способах их защиты в условиях среднего провинциального города.

Как и в случае с образованием, трудовая мобильность работников имеет выраженные гендерные различия. Об этом можно судить, в частности, по данным о причинах потери работы. Общая тенденция выглядит достаточно однозначной - если у женщин среди причин безработи цы преобладает высвобождение, то у мужчин вплоть до настоящего времени наиболее весомой причиной остается увольнение по собственному желанию. Так, в 1996 году 40% мужчин стали безработными "по собственному желанию", (среди женщин соответствующий процент составил 31%), в то время как в отношении высвобожденных работников ситуация была прямо противоположной - их удельный вес составил 29% для мужчин и 36% для женщин (данные приведены относительно численности безработных, учитываемых по методологии МОТ) (Социальное положение и уровень жизни...1997: 50).

Таким образом, даже официальные статистические данные о структуре и динамике общей и зарегистриро ванной безработицы позволяют увидеть очевидные элементы гендерной асимметрии в сфере занятости и на рынке труда. Результаты проведенного нами исследования позволяют дать этим данным более точную интерпретацию и, в частности, выявить конкретные формы нарушения трудовых прав женщин в сфере занятости.

2. Роль социально-экономических прав в условиях переходной экономики

В нынешних условиях проблема защиты трудовых прав приобретает принципиальное иное значение по сравнению с тем, как это имело место в недавнем социалисти ческом прошлом. Сегодня значимость трудовых прав (рассматриваемых в общем контексте социально-экономи ческих прав) граждан выходит далеко за рамки собственно сферы труда. По мнению многих авторитетных исследователей и правозащитников, в современных российских условиях осознание собственных социально-экономичес ких прав и опыт отстаивания их населением может стать важнейшим каналом формирования правовой культуры, адекватной рыночной экономике. Подчеркивается, что "на нынешнем начальном этапе становления российской демократии этот род прав может стать едва ли не главным направлением развития и распространения правосознания в массовой народной среде". (Гордон 1996: 136). Аналогичная точка зрения неоднократно высказывалась и Л.А.Алексеевой, председателем Московской хельсинкской группы. В ее выступлениях и статьях подчеркивалось, что идеология прав человека в российском массовом сознании, вероятнее всего, будет утверждаться в первую очередь через освоение социально-экономических прав.

В отличие от гражданско-политических прав, называемых негативными правами, социально-экономические права квалифицируются как позитивные права. Название "негативные" отражает тот факт, что гражданско-полити ческие права связаны с защитой от вмешательства (в том числе и государственного) в осуществление гражданских прав и свобод человека.

Социально-экономические права имеют иную природу. Для их обеспечения государству недостаточно только лишь воздерживаться от вмешательства в данную сферу, Реальное осуществление социально-экономических прав возможно лишь путем создания необходимых социальных институтов и инструментов (в том числе и в рамках политики государства), позволяющих на практике гарантиро вать реализацию этих прав. Таким образом, для реализации этих прав необходима целенаправленная деятельность, что и отражено в названии "позитивные".

Цель включения социально-экономических прав в правовых документов ООН зафиксирована в преамбуле Международного Пакта об экономических, социальных и культурных правах, где говорится о том, что "идеал свободной человеческой личности, свободной от страха и нужды, может быть осуществлен только, если будут созданы такие условия, при которых каждый может пользоваться своими экономическими. Социальными и культурными правами, также как и своими гражданскими и политическими правами"

Что же конкретно включается в состав социально -экономических прав?

Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г., включает в число социально-экономических прав право на социальное обеспечение (ст. 22), комплекс трудовых прав (ст. 23), право на отдых (включая право на оплачиваемый отпуск), на достойный жизненный уровень, необходимый для поддержания здоровья и благосостояния (в том числе и в случае безработицы, старости, болезни или инвалидности - ст. 25), право на образование (включая право на бесплатное начальное и среднее образование - ст. 26), право на свободное участие в культурной жизни общества (ст. 27).

Сердцевину социально-экономических прав составляет, безусловно, комплекс трудовых прав, зафиксирован ных в ст. 23 Декларации. Ввиду особой важности этих прав для нашего дальнейшего анализа приведем ее полностью:

1. Каждый человек имеет право на труд, на свободный выбор работы, на справедливые и благоприятные условия труда и на защиту от безработицы.

2. Каждый человек, без какой-либо дискриминации, имеет право на равную оплату за равный труд.

3. Каждый работающий имеет право на справедли вое и удовлетворительное вознаграждение, обеспечиваю щее достойное человека существование для него самого и его семьи и дополняемое, при необходимости. Другими средствами социального обеспечения.

4. Каждый человек имеет право создавать профессиональные союзы и входить в профессиональные союзы для защиты своих интересов.

Как отмечают специалисты в области международ ного права, дискуссии по поводу того, могут ли социально -экономические права считаться такими же "полноценны ми" правами как и гражданско-политические, продолжаются по сегодняшний день. В частности, отмечается, что вплоть до настоящего времени многие из перечисленных в Декларации и Пакте права не осуществлены (или даже неосуществимы) на практике, что принятие государства ми обязательства обеспечить реализацию этих прав фактически ведет к росту иждивенческих настроений и предполагает серьезное государственное вмешательство в экономику, мало совместимое с требованием экономической свободы и равенства условий конкуренции для всех экономических агентов и пр. (Шварц 1997: 150). Более того, наиболее радикальные критики утверждают даже, что "экономические и социальные права нелогично причислять к категории прав человека, и что попытка такого рода в корне подорвала само дело защиты прав человека в ООН". (Крэнстон 1997: 150)

Однако, несмотря на подобного рода критику, в большинстве развитых стран Запада социально-экономичес кие права в настоящее время рассматриваются как неотъемлемая составная часть всего комплекса прав человека. Конечно, в странах, не входящих в "первый эшелон" мировой экономической элиты, ситуация выглядит не столь благополучно: для них полномасштабная реализации социально-экономических прав - дело весьма отдаленного будущего. Тем не менее, и в этом случае очевидная важность международного признания социально-экономичес ких прав не вызывает сомнений - они выступают, с одной стороны, как некий идеал, к которому необходимо стремиться, а с другой - определяют общее направление деятельности правительств в этом плане.

Завершая этот краткий экскурс в историю развития концепции социально-экономических прав, хотелось бы подчеркнуть, что мы разделяем в этом вопросе точку зрения Л.А.Гордона, который выделяет в составе социально -экономических прав два различных типа правовых положений. Первый тип - это те социально-экономические права, которые "утверждают только низшие, минимальные пределы социальных нормативов, тот их уровень, который вполне достижим в данное время, и нарушение которого абсолютно нетерпимо" (Гордон 1996: 133). Что же касается второго типа, то они характеризуют "долговременные идеалы в этой области" (там же).

Существование международного норматива в области социально-экономических прав (а именно такую роль играют правовые положения, включенные во Всеобщую декларацию прав человека и Международный Пакт об экономических, социальных и культурных правах), способствует утверждению в массовом сознании более высоких стандартов в отношении прав личности и в целом увеличивает "договорную силу" работников во взаимоотноше ниях с другими социальными партнерами. Это особенно актуально в условиях современной России, где доля наемного труда несопоставимо выше соответствующих показателей в развитых странах Запада.

В российской правовой культуре традиции защиты социально-экономических прав укоренены гораздо глубже, чем прав гражданско-политических. В особенности это касается советского периода, когда акцент на предостав ляемых государством социальных гарантиях был призван "скомпенсировать" несоблюдение гражданских прав.

Далее...