В высших сферах в XVI веке наблюдался резкий рост патриотических настроений, Митрополит Макарий, в свиту которого входил поп Сильвестр, редактируя "Четьи Минеи", впервые вводит в эти житийные книги множество житий русских святых. Выдвигается знаменитая концепция инока Филофея: "Москва - Третий Рим, а четвертому не бывать" - претензия на лидерство Московского царства в делах веры (и не только в них) во всем мире. Русское православие объявляло себя единственно правильной верой и даже христиан Европы считало "нехристями".

Нравы и правовая сфера также находились в стадии кризиса и борьбы. Первые были, судя по всему, грубы и раскрепощены до крайности. Как только строгий взгляд начальника исчезал - тут же начинались безобразия, мздоимство, беззакония, бесстыдное предательство, казнокрадство. Жестокость и бесправие были нормой. "Отчего не воровать, коли некому унять" - русская пословица тех времен, причем слово "воровство" включало в себя и убийство, и разбой, и бунт, и предательство.

Запуганность и беспредел - две стороны одной медали. Основная причина такого положения в том, что на Руси изначально шла борьба двух законов: Обычая и Указа. Обычай еще не перерос в Закон, Указ же, по сути, не имел шансов стать Законом, так как не был освящен ни временем (традиционный аспект), ни соглашением сторон (легитимный аспект). Более того, Указ норовил то и дело отменить Обычай. Сила боярства была в трудно отмирающих обычаях: в них была их идея Права. Но идея Права центральной власти - иная: она базировалась на силе и авторитете, харизме Царя, новом рациональном и силовом мышлении. В борьбе Указа с Обычаем не рождался Закон: получалась мозаика Правил, разных для каждой области жизни, при этом сами правила представляли собой противоречивый конгломерат законов и обычаев.

"Избранная Рада" в союзе с молодым царем попыталась ввести одинаковые для всех законы, подвести державу под "единый знаменатель", особенно в судебной системе. Выработка нормированного права внешне выглядела как построение "правового государства", на практике же обернулась огосударствлением всего, включая и подданных.

Параллель отношений "Царь - Страна" и "Муж - Жена" ясно видна на материале русской истории. В паре "князь - волость" князь считался мужским элементом, а волость - женским. "Бросил Всеслав жребий о девице, себе любу" ²⁵ означало, что князь Всеслав выбирает город и волость на княжение. "О, Русь, жена моя!" - восклицает князь Д. Донской в стихотворении А. Блока. В этой паре происходит борьба и поддерживается некий динамический, циклический тип равновесия. Перевес рационально-волюнтаристического начала (князь) над его "парой" должен сказаться на взаимоотношениях "мужчина-женщина", что подтверждается

²⁴ Им стал в 1589-1590 годах Иов (при Борисе Годунове).

²⁵ Л и х а ч е в Д. С. Объяснительный перевод и комментарий к "Слову о Полку Игореве". Цит. по: "Злато слово". М., 1986, с. 397.

Поп Сильвестр и его отношения с царем

Автор-редактор "Домостроя" Сильвестр - фигура колоритная, загадочная, противоречивая. Он сделал стремительную карьеру при дворе, став священником Благовещенского собора в Кремле и воспитателем молодого царя Ивана. Был одаренным литератором и владельцем крупнейшей келейной библиотеки. Проявил себя как дипломат, умел лавировать между "партиями" и группировками. Одни исследователи "просвещенным влиянием Сильвестра на царя объясняли счастливые перемены в характере Ивана Грозного, другие полагали, что Сильвестр привил молодому царю религиозный фанатизм"²⁷. Высказывалось мнение, что Сильвестр был личным духовником царя, но оно достаточно спорно. Однако возможно, что у Ивана Грозного был не один духовник ²⁸. Сильвестр был педагогом, но своеобразным: имея "видения", он пугал молодого царя Страшным Судом, внушал ему идею, что царь лично будет отвечать перед Богом за всю страну. Своей цели Сильвестр добился, однако результат был по-русски оригинальным: царь усвоил принцип своей неподотчетности людскому суду. Царя может судить только один Бог.

Веру в божественный авторитет царской власти можно отыскать во многих сочинениях той эпохи, но в "Домострое" она выражена Сильвестром по-своему. Царь - господин всех подданных, как хозяин дома - над своими домочадцами. Противовесом всевластию в наставлениях Сильвестра выступают мягкосердечие, вера, страх божий. Но напрасно было бы ожидать их от его царственного воспитанника. В 1564 году самого Сильвестра постигает немилость. По одним данным, царь прогоняет его, не желая слушать его наставлений (Грозный позже сердито охарактеризует Сильвестра "невежа поп"); по другим - это была "добровольная" отставка. След Сильвестра теряется. Курбский уверен, что его отослали в ссылку, а там убили. Царь возражает ему, говоря, что это - не более, чем слухи. Бесспорно одно: сын Сильвестра, Анфим Сильвестров, которого отец устроил на хорошую должность, продолжал пребывать в полном благополучии, служил в Смоленске, и его род попал в Синодик Успенского собора, чего трудно было бы ожидать в случае репрессий.

Отставка Сильвестра была закономерной. Он выступал против кабального холопства: лично "изодрах" кабальные записи своих холопов и "попущах" их на волю ²⁹. Иван Пересветов считал, что холопы должны стать постоянным войском. Сильвестр же стремился не к этому. Он укреплял торговое и посадское сословие. Освободившиеся рабы, по его мысли, должны были стать вольными хлебопашцами. Поэтому его считают иногда выразителем морали и обычаев "предбуржуазии" России - посадского, купеческого люда. Тут сказывались его новгородские корни. У Сильвестра было мало общего с "татарским", по генезису, Московским

²⁶ "Однако и здесь, в доме, в "частной" сфере женщина оказалась подчиненной мужскому авторитету, стала объектом власти мужа. Может быть, дело в том, что в этом разделении труда участвовали еще и третья сторона - род, стремившийся полностью контролировать поведение того существа, которое обеспечивало его воспроизводство? Она-то, эта третья сторона, и поддержала мужчину в его претензии на господство, на власть" (Айвазова С. К истории феминизма. "Общественные науки и современность", 1992. № 6, с. 153).

²⁷ Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV-XVI в.). Ч. 2. Л., 1989, с.323.

²⁸ См. там же.

²⁹ См. Альшиц Д. Начало самодержавия в России, М., 1988, с. 71.

царем. Однако он понимал, что твердая власть для торговли, промышленности нужна. Он тяготел к твердым основам общественного договора. Получается, что в целом ментальность Сильвестра противоречила анархическому беспределу, с одной стороны, и беспредельному самодержавию власти - с другой. "Домострой" поэтому остался бумажной декларацией, памятником эпохи "брожения умов, идей и прожектов". Ни в коем случае его нельзя считать законодательным документом.

Преодолеть свои противоречивые интенции Сильвестр так и не смог. Он, новгородец, понимал, какой силой разрушения обладает ничем не нормированная Москва, пытался ограничить ее авторитетом Бога, но наделял властную фигуру царя почти божественными полномочиями. Решение его половинчато: он предлагал слабой половине человечества "спасение через смирение". Скорее всего, этот вариант был подсознательной установкой. Москва для него - муж, Новгород - жена. Сильвестр советует своей родине сидеть тихо и надеяться на милость победителя, чтобы не постигло "жену" худшее. Ту же модель (Москва женится на городах и окраинах) можно отыскать в народной сатире и фольклоре той эпохи, так что подсознание Сильвестра вполне репрезентативно ³⁰. Подоплека могла быть следующей.

Новгородчина знала образы сильных женшин-богатырок языческого типа. То, что юноша Спиридон (мирское имя Сильвестра) был зафиксирован на образе матери, доказывает тот факт, что его внимание в "Домострое" приковано к проблеме распределения ролей в доме. "Поучение отца к сыну" - послесловие Сильвестра к своему труду, куда он вложил много личного - рассказывает, как сделать, чтобы главное место в доме принадлежало не жене, а мужу. Следовательно, было с чем бороться. Вместе с тем "Домострой" любовно хранит рецептуру, мелочи быта, гастрономические тонкости, т. е. воспоминания о виденном в детстве укладе.

Неустойчивость русского права наследования ³¹ часто давала вдове высокий статус. Перед нами нечто двойственное: с одной стороны, классическое поучение к сыну в стиле византийской учительной литературы; с другой - ностальгические, беспомощные попытки вспомнить или сочинить мягкую "гармонию полов", основанную на мирном предусмотрительном послушании слабого пола и благодарной за это твердой сдержанности другого. В Сильвестре борется "мужское я" - государственника и политика жестокого времени - с чем-то материнским в его душе. Интересное подтверждение мне видится в том факте, что Сильвестр был, кроме "Домостроя", автором жития княгини Ольги, "первой христианки" Руси. Это единственное житие, вышедшее из-под его пера ³². Обращение Ольги, видимо, символично для Сильвестра: это потеря женщиной языческого буйства и "опасности", "неукрощенности". Это образец "правильного поведения".

Имея множество источников ³³ и редакций, "Домострой" Сильвестра кончается "послесловием" - "Словом отца к сыну" - и распадается на три части, первая из которых трактует о "духовном строении", вторая - о "мирском строении", третья - о "домовном строении". Намерение автора видно в плане сочинения: мир как тройственная иерархия подобий. Небо с его Господином (Богом), Государство (с

³⁰ См. "Когда Москва женилась..." Сатира XI-XVII вв. М., 1987, с. 334.

³¹ См. Пресняков А. Княжое право Древней Руси. М., 1993.

³² Образ жестокой и властной женщины Ольги (после крещения носила имя Елена) был Сильвестром сильно смягчен и романтизирован для Степенной Книги.

³³ "Домострой" Ксенофонта (445-355 до н. э.), "Пчела", "Златая Чепь", "Измарагд", трактаты по домостроительству Егидия Колонны, Франческо да Барберини, Годдфруа де Лотур-Ландри, Леона Альберти, Бальтасарро Кастельоне, Рейнольда Лорихиуса и др. (в переводах на чешский и польский Фомы Щитного, Миколая Рея, Смиля Фляшки), а также новгородские "домострои".

Приложением идет "Чин свадебный" (его нет в редакциях Сильвестра, но он дошел до наших дней в других списках).

Стилистику памятника можно назвать "нормативно-перечислительной". Тип установления - упорядоченная ритуалом последовательность действий, предметов; норма (но не закон), работающая по модели: "перечисленное-существует". Не произнесенного как бы и нет. Эти умолчания красноречивее всего: нет абортов, разводов, супружеских измен, отхожих мест, проблемы экологической утилизации отходов, нет и смерти. О дурном не упоминают; если и говорят, то скупо, вскользь, как о примере, взывающем к искоренению.

"Домострой" дает застывший, статичный образ действительности, что подтверждается лингвистическими наблюдениями: в нем превалируют существительные, глаголы резко меняют путь мысли, играя роль скреп или "переключателей", членящих текст.

Конкретная действительность у Сильвестра описана с большим разнообразием, дифференцирование³⁴. Однако мир абстрактного мышления, мир государственно-богословских построений нерасчленимо целостен, тоталитарен (в понимании Н. Бердяева). Тут - основной нерв противоречия и внутренней неконгруэнтности авторского замысла и результата его литературного труда.

Подчеркнуто важно в "Домострое" выступает чин. В средневековом мышлении не находилось места случайности. Все стратифицировано. В обиходе тогдашней Руси у всякого места и у всякого человека наличествовала маркировка. К примеру, в избе наиболее почетным местом была лавка под образами (иконами) в "красном углу" и т. д. Однако традиционная система чинов и степеней, на которую опиралось родовое боярство, начинала мешать реформам Ивана IV. Целью власти было "переградуировать" модуль государственности, установить единоначалие и сквозную иерархию, и этой цели "Домострой" пытается по-своему соответствовать, но вязнет в ритуале, чине и норме. Правы те, кто считает, что "при взгляде на литературу XVI века можно отметить развитие в ней рационалистических тенденций (...) Отношение к природе изменилось. Она поддалась познанию и, как результат, оказалась в услужении человеку..." ³⁵. Если учесть, что мужчине традиция православия приписывала коннотацию разума, Логоса, а женщину характеризовала как существо природное, понятно, отчего идеалом для "Домостроя" оказывается тип "осваивающего" хозяйства, перемалывающего и перекраивающего природную данность. В нее "Домострой" включает и женщину, и ребенка.

Сильвестр искусно играет словом и лингвистическими средствами пытается закрепить свою схему. "Домострой" можно характеризовать как терминологическую реакцию тогдашней "интеллигенции" на тогдашние планы властей. Намеренно или несознательно Сильвестр совместил два значения слова "государь" (первое - царь, князь и второе - домохозяин, глава семьи) в одно ³⁶. Например, неясно, какое значение придать слову "государь" во фразе: "А служили бы государем своим верою и правдою, и добрыми делы и труды, а государь и государыни людей своих жаловали бы, и кормили, и поили, и одевали..." ³⁷. То же происходит со словом "наказание", которое он последовательно употребляет в значении "наставление" и в значении "расправа, порицание, кара". С одной стороны, "а плетью с наказанием бити, и разумно,

³⁴ "Нет посуды вообще - есть мельчайшие оттенки... каждая конкретная посудина; нет и речи о приготовлении "пищи" - во многих оттенках проявляются формы и способы приготовления пищи: тут и "стряпать", и "приспехи делати" и пр." (Домострой, с. 13).

³⁵ Ужанков А. История русской художественной прозы. В кн. "Русская бытовая повесть XV-XVII вв.". М., 1991, с. 15, 11.

³⁶ См. Пайпс. Р. Указ. соч., с. 108, 109.

³⁷ Домострой, с. 109.

и больно, и страшно, я здорово" ³⁸, а с другой - "...а не кается и не плачется о грехе своем и вине, то уж наказание жестко надобет, чтобы был виноватый в вине, а правой в правде..." ³⁹.

Пространственные модели памятника тяготеют к традиционным. По горизонтали пространство делимо на внешнее (мужское) и внутреннее (женское). На первый взгляд кажется, что автор помещает женщину в центр, но это лишь первое впечатление. Цель автора - дать рецепт контроля за этим "центром", что осуществляется: 1) через контроль доходов и денежных сумм; 2) через подчинение себе, а не жене ключника - домоправителя; 3) через лишение женщины права принимать самостоятельные решения⁴⁰; 4) через присвоение мужской половине дома права вмешиваться в области, традиционно принадлежавшие женской половине (воспитание детей, контроль за продуктами питания, женскими рукоделиями и т. п.).

Другой идеей Сильвестра был замысел усилить начало моногамии, снизить "кочевой потенциал" российского мужчины, сделать его более оседлым и привязать к дому. Он полагал, однако, что начала взаимного соглашения в семье достигаются не разделением прав, но слиянием дома в единый организм под властью "господина".

По вертикали, как уже отмечалось, "Домострой" дает классическую средневековую трехчленную пирамидальную структуру с принципом "восходящей отчетности": чем ниже на иерархической лестнице стоит существо, тем меньше его ответственность, но также и свобода. Чем выше - тем больше власть, но и ответственность перед Богом. В модели Домостроя царь отвечает за всю страну разом, а хозяин дома, глава семьи - за всех домочадцев и их грехи; почему и появляется нужда в тотальном вертикальном контроле за их действиями. Вышестоящий при этом имеет право карать нижестоящего за нарушение порядка или нелояльность к его власти.

Время в "Домострое" образует архаический круговой цикл аграрной цивилизации. Круг намеренно, демонстративно замкнут. "Стояла вечность на дворе" - можно сказать, очутившись внутри космоса "Домостроя". Перед нами, скорее, не Утопия, но Пантопия: вечность и неотменимость универсальных норм, обязательных всегда и везде к применению. У природы, как и у женственности, отнимается собственный "источник движения": движителем всего оказывается универсальный мужской принцип - Логос. Христианская идея линеарности времени "Домостроем" еще не осознана ⁴¹. Круг времени движется посезонно, год за годом, но еще и квантовыми переходами (дед - отец - сын - внук), выказывая себя в смене поколений, должных быть копиями или подобиями друг друга.

Идея экономии всего (напомним, что "домострой" - русская калька с греческого "эйкономия") применена и ко времени, но в своеобразном варианте: суть в том, чтобы максимально загрузить домочадцев и жену работами, не оставить ни секунды свободного времени. Праздность и предоставленность самому себе понимаются как зло, а несамостоятельность - как добро. Но однозначно оценивать такую "экономию" нельзя: впоследствии "Домострой" явился базисом для российского купечества и предпринимательства, так как многие именитые купцы и промышленники конца XIX - начала XX века были выходцами из старообрядческих семей, носителями иного этоса, чем жители безалаберно-созерцательной

³⁸ Там же, с. 69.

³⁹ Там же.

⁴⁰ "По все дни жене с мужем о всем спрашиватися и советовати во всем: и как в люди ходити, и к себе призывати, и с гостьями что беседовати" (Домострой, с. 28).

⁴¹ В связи с этим см: Гуревич А. Категории средневековой культуры. Изд. 2-е. М., 1984; его же. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990; Ужанков А. Будущее в представлениях писателей Древней Руси XI-XIII вв. "Русская речь", 1988, № 6.

Но самое интересное в концепции времени в "Домострое - его "поедание". Круг времени задан исключительно рецептурой блюд и пищевыми рекомендациями: что, когда и из чего готовить. В акте поедания время осваивается и присваивается. Чрезмерность - сотни рецептов! - это еще и образ воздаяния, зримая плата за годовой труд: символический итог времени и "экономии".

Медиаторные процессы "Домострой" пресекает; причем особо обращает внимание на разрывание контактов женщин с женщинами. "Бабки-потворницы", слуги, подруги-сплетницы - со всеми ними жена не должна видеться. Поражает масса бытовых примеров, сценок из жизни: фольклорная черта в учительном памятнике. Первоосновой власти автор видит контроль, он, вероятно, и является "профессией", трудом домохозяина и государя.

К XVI веку совершенно смолкает женское слово в литературе. Принимая во внимание мнение академика Д. Лихачева - "никогда еще литература не играла такой огромной роли в формировании действительности, как в XVI веке", - это можно счесть важным симптомом. Но кроме Слова есть еще Дело. По мнению И. Забелина, последнее слово всегда остается за государем (мужчиной), но делом в доме занимается государыня ("делодержец дому")⁴²; дело видится молчаливым, но действенным сопротивлением монополии на слово.

Поскольку фундаментализация общества связана с жестким табуированием медиации и медиатора, следует обратить внимание, что православие исторически не выработало ни концепции независимости Церкви от государства, ни удовлетворительной теории денег (деньги остались злом), ни учения о сакрально-нейтральной зоне, например Чистилище. И до сих пор в России, при ее поляризованной ментальности, нет традиции компромисса и терпимости, что в немалой мере влияет на положение женщины и практику женского протеста. По "Домострою" же, как и следует ожидать, терпимость и компромисс, вплоть до слепого подчинения, должна проявлять только одна сторона.

Доминирование, следовательно, есть основная модель отношений, по-разному варьируемая автором.

Разбираемая нами эпоха и анализируемый памятник отличаются следующими особенностями: во-первых, фиксацией и обездвиживанием природы и женского начала в модели мышления, которую стремятся перенести на общество; во-вторых, наложением до полного совпадения понятий "собственность" и "власть" ⁴³; в-третьих, новым типом рационализации и централизации с описанными ранее предпочтениями; в-четвертых, стремлением письменно, в слове зафиксировать тот или иной тип доминирования, иерархических отношений и через фиксацию объявить его вечным; в-пятых, разрушением местных укладов и архаических традиций; в-шестых, табуированием медиации (кроме властной вертикали) и отсутствием общественного (и семейного) договора; в-седьмых, подчеркнутым разделением мужского и женского начал по правам, обязанностям, ценности.

В любом обществе происходит та или иная социализация мужчины и женщины. В патриархальном - мужское сообщество ощущает себя монополистом в проведении социализации. "Домострой" устраняет все пережитки прежней (более языческой, чем христианской) независимой женской социализации, не гарантировавшей женщине (и ребенку) никакой правовой защищенности и безопасности, если она не принадлежит к верхушке княжеского сословия. Взамен, в обмен на зависимость и определенную несвободу, предлагается неформальное соглашение,

⁴² Цит. по: Домострой, с.14.

⁴³ См. Пайпс Р. Указ. соч.

"Домострой" в сильнейшей степени повлиял на идеологию верхов, а затем и низов во всем, что касалось семейных отношений. Но законом не стал, во всей полноте никогда не был осуществлен.

Следует принять во внимание, что физический пол ("sex") и гендер (как система социо-полоролевьгх отношений) в славянском обществе никогда не совпадали, и несовпадение было временами особенно заметным. Так складывалась этнографическая реальность в России; женщинам на протяжении веков приходилось нести на своих плечах как мужские работы, так и мужские роли, мужскую ответственность. И в низах, и в верхах России роль женщины была велика. Между тем многие свидетели отмечали женообразие русских мужских лиц, специфический тип эмоциональности и капризности русских бояр, пассивность и мягкость русской души, странно и взрывообразно переходящей в противоположное состояние...

Собственно половое поведение имело довольно широкие и не всегда оформленные рамки. Случалось, мужественность тела влекла за собой женственность души и наоборот. Был, однако, период, когда рамки гендера и секса стали сближаться почти до полного совмещения контуров - по крайней мере в городах и слободах, в среднем сословии. Это - XV-XVII века, частично первая половина XVIII века. Тогда рождается, оформляется и частично осуществляется концепция тотального совпадения таких понятий, как государь (домохозяин) и Государь (царь-самодержец), "приказание" и "наказание", власть и собственность, доминирование и порядок, чин. Зато были разведены на недосягаемую ранее дистанцию понятия мужского и женского. Общее усиление вертикали позволяет считать эту дистанцию также вертикальной. Мужское и женское начала утратили некую общую часть (травестийный элемент). "Домострой" настаивал на совпадении секса и гендера. Разделение функций стало абсолютным, разделение прав сделалось пустым понятием вследствие того, что у одной из сторон не стало никаких прав.

В XVIII веке произошел прорыв этого искусственного тотального "единства". Разрушение многих стереотипов, характерных для русской дворцовой жизни (например, возведение женщин на трон, устроение западных балов с травестийными элементами, куртуазией), однако, почти не коснулось низового русского быта империи и носило локально-столичный характер. Второй взрыв произошел в конце XIX - начале XX века и повлиял - как бы ни оценивать эти изменения - на все общество. Однако и в советское время изменения не были последовательными, скорее, волнообразными, циклическими колебаниями, 30-50-е годы показали, насколько живуча традиция российской государственности контролировать семью. Но все дальнейшее - уже предмет для других, специальных исследований.

"Домострой" обнаруживает многие типологические признаки русской аграрной утопии. Основное его противоречие - несовместимость "осваивающего" хозяйства с автаркическими тенденциями, например с желанием навязать феодальный тип "натурального хозяйства" каждому, в том числе и городскому, дому. Кроме того, в сознании автора-редактора шла борьба между мужским, государственническим сознанием и инстинктивным стремлением новгородца, приверженного древнему укладу, сохранить устои мифической "гармонии" Золотого века. "Домострой" - утопия, обращенная, скорее, назад, чем вперед, но основанная на трудноискоренимых базовых моделях русского мышления, что объясняет его живучесть.