Считается, что первая редакция "Домостроя" составлена в Новгороде Великом в конце XV - начале XVI века. Вторая редакция, значительно переработанная (которую мы намерены проанализировать), собрана и заново отредактирована выходцем из Новгорода попом Сильвестром, влиятельным советником и воспитателем молодого русского царя Ивана Васильевича, именуемого Иваном IV, "Иваном Грозным".

Судьба этого литературного памятника, а главное, отношение к нему, очень прихотливы. Сначала он претендовал на то, чтобы сделаться орудием государственной политики. Затем надолго стал книгой, почитаемой исключительно ревнителями "древлего благочестия", преимущественно старообрядцами. XIX век усилиями радикальной журналистики закрепил за ним роль жупела: квинтэссенции отсталости и крепостничества. В советское время "Домострой" отброшен и забыт. Сегодня он вызывает к себе самый пристальный интерес, что выразилось в неоднократных переизданиях. Реабилитаторы "Домостроя" видят в нем благие основы степенной, религиозной, нравственной жизни русского народа. "Новые русские" склонные идеализировать патриархальную старину, находят в "Домострое" реалистическое изображение семейного и общественного обихода. Спору нет, реальная жизнь отразилась в тексте и подтексте этого произведения, но совсем иначе: в скрытой, дозированной, а иногда даже вытесненной форме.

Логика нынешних реабилитаторов такова: "Домострой" ценен уже только тем, что вписывается в православные основы и устои российского жизнеустройства. Темные же его стороны можно списать на счет породившего его времени, на грубость тогдашних нравов, которые автор жаждал улучшить и смягчить. Женщину били смертным боем - "Домострой" советует этого отнюдь не делать, а "вежливенько" постегать плеточкой без свидетелей. Воровство процветало - автор рекомендует быть аккуратным и честным. Навет, донос, клевета, площадное

' Домострой. Составление, вступительная статья, перевод и комментарий В. Колесова. М., 1990, с. 9.

Не представляя отчетливо, какой была роль тогдашней литературы и в какой степени жизнь влияла на нее (и наоборот, литература на жизнь), без ясного прослеживания всей системы взаимосвязей "Домостроя" и его автора со своим временем и с институтами общества тогдашней Руси мы рискуем ничего не понять в этом памятнике. Давно пора разобраться: что есть "Домострой" и что он не есть.

Мифы вокруг него, противореча друг Другу, трогательно сходились в одном пункте. Мистик, визионер и гностик, "русский Блейк" Д. Андреев считал, что "Сильвестр сделал попытку, значение которой не вполне осознано до сих пор. "Домострой" есть попытка создания грандиозного религиозно-нравственного кодекса, который должен был установить и внедрить в жизнь именно идеалы мировой, семейной, общественной нравственности. Задача колоссальная: ее масштабы сопоставимы с тем, что осуществил для своего народа Конфуций..." ².

Позитивист, радикал, публицист-народник второй половины XIX века Н. Щелгунов, отметив, что ""Домострой" царил у нас повсюду, во всех понятиях, во всех слоях общества", далее говорит: "Сильвестр, собравший "Домострой", был для нас, русских, тем же Конфуцием, который тоже не сочинил ничего своего, а только собрал плоды народной мудрости и практических правил и подвел им итог" ³. Неудача Сильвестра подчеркивается обоими столь несхожими авторами. Андреев замечает, что "Сильвестру, как известно, удалось сложить довольно плотно сколоченную, крепкую на вид, совершенно плоскую систему, поражающую своей безблагодатностью. Ни размаха (...), ни духовной красоты..."⁴. Также и Щелгунов, как видно из цитаты, подчеркивает в своей отрицательной оценке не-оригинальность системы Сильвестра, ее вторичный характер.

Уникальность "Домостроя" в русской культуре прежде всего в том, что после него уже не предпринималось сравнимой попытки нормировать весь круг жизни, особенно семейной, основываясь при этом на сверхчеловеческом императиве-авторитете, а из советских документов с ним можно сопоставить только разве что одиозный "Моральный кодекс строителя коммунизма".

Брак и семейная жизнь. Русская жизнь городов, малых посадов и деревень была сильно окрашена аграрно-магическим, языческим мироощущением. Функцию законов на деле выполняли неписаные правила, запреты, обычаи. По ним девушка не всегда была во власти отца и семьи: ей предоставлялась некоторая самостоятельность. Законы раннего времени также предусматривают штрафы и кары в случае, если девицу принуждают силой выйти замуж, а она, не желая брака, причинит себе смерть или увечье. Древнерусские княжеские уставы считают в этом случае виноватыми отца и мать. Упрощенно говоря, женщина в славянском язычестве понимается не как человек второго сорта, но как совершенно иной человек, как самостоятельная сила. Это оставляло свободу, ритуальную по природе. Девичьи праздники, женские обряды были суверенной областью. В ответ мужское сознание испытывало почтение, страх перед неведомой женской силой, очень часто переходящие в маниакальную неприязнь. Встречались случаи "эмансипации" женщин - женщины-богатырки, воительницы, сходные по типу с валькириями германской мифологии. Их образы запечатлены во многих русских былинах северного цикла,

В семье функции между мужским и женским разделялись не столько по ролям, сколько территориально. Женщине принадлежало внутреннее пространство,

² Андреев Д. Роза мира, М.. 1991, с. 135.

3 Щелгунов Н. Очерки русской жизни, СПб., 1895, с. 497-498.

⁴ Андреев Д. Указ, соч., с. 135-136.

мужчине - внешнее. Это делало хозяйку дома сильной фигурой. Мужчины часто отсутствовали - служба, война, тортовые поездки, работа на барщине вдалеке от семьи. Большуха (жена отца или старшего сына) имела определенную власть над младшим мужским населением дома. Женский авторитет обеспечивался властью над священным очагом и едой, влиянием на детей, мастерством в изготовлении одежды и т. п.

Взаимный страх и непроницаемость полов были значительны. Для того чтобы "обезвредить" невесту, в день свадьбы совершалось специальное банное действо: "смывание красоты", причем под "красотой" понимались не внешняя пригожесть, а сила девичества, магические свойства, набранные невестой в девичьих ритуалах. Степень откровенности, доверия в супружестве была низкой. Мужчины боялись своих жен, ожидая от них лжи, подвохов, измен, отравления. Жены ценились ими мало, но так же мало ценили своих мужей и женщины. Браки редко совершались по любви, взаимного уважения ждать было трудно. Отношения полов понимались часто как вражда двух родов, к каким принадлежали он и она⁵. Развод фактически был возможен; женщины нередко возвращались в дом отца или матери. Позже, когда каждый брак стал церковным и об официальном разводе женщина не могла и мечтать, у нее оставались средства избавиться от мужа: убийство, бегство, измена с социально более высоким партнером (муж-крестьянин был бессилен перед боярином) или донос на мужа⁶. Мужьям низших сословий случалось "пропивать" своих жен; весьма часто муж и жена не жили вместе и годами не видели друг друга. Любовь в русских песнях - всегда любовь на стороне, любовь ворованная. Любовник коннотирован положительно, муж и семейная жизнь - отрицательно. Не существует песен о счастливом замужестве. Иностранцы отмечают побои в русских семьях. "Бьет - значит любит" - русская пословица ⁷. Однако чем глубже в старину, тем больше страха и уважения к женскому началу. В Киевской Руси "родителям случалось заключать письменный договор с зятем, чтобы он не бил жены" ⁸, а в крестьянском (не городском) быту, "хотя она и находилась под гнетом тяжелых работ (...), но по крайней мере ее не держали взаперти. У казаков женщины пользовались сравнительно большею свободою: жены казаков были их помощницами и даже ходили с ними в походы" ⁹.

Правовые установления и Церковь. Правовое положение женщины на Руси было достаточно тяжелым. "По древнерусскому праву, дочери не получали наследства, и общество было заинтересованно в том, чтобы они были обеспечены браком еще при жизни содержавших их родителей, в противном случае они оказывались без материальной поддержки и их должна была содержать община или они должны были нищенствовать" ¹⁰. Положение, напоминающее положение вдов средневековой Индии. Сравнение тем более имеет под собой почву, что по древнеславянским обычаям, зафиксированным путешественником Ибн-Фадланом, на костер вождя, князя добровольно всходила одна из его жен ¹¹. По Кормчей

⁵ Имеется в виду как вражда полов, так и вражда семей мужа и жены. См. Левинтон Г. Мужской и женский текст в свадебном обряде (свадьба как диалог). В сб. "Этнические стереотипы мужского и женского поведения", СПб., 1991, с. 213-214.

⁶ "Иностранцы рассказывают замечательное событие: жена одного боярина, по злобе к мужу, который ее бил, доносила, что он умеет лечить подагру, которою царь тогда страдал; и хотя боярин уверял и клялся, что он не знал этого вовсе, его истязали и обещали смертную казнь (...) Жена взяла свое. Но еще случалось, что за свое унижение женщины отомщали обычным своим способом: тайною изменой. Как ни строго запирали (речь идет о боярстве. - В. И.) русскую женщину, она склонна была к тому, чтоб положить мужа под лавку, как выражались в тот век. (...) Рабство всегда рождало обман и коварство. Часто женщина напивалась пьяна и тогда, если только представлялся случай, предавалась первому мужчине". (Костомаров Н. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. М., 1992, с. 203.)

⁷ См. Костомаров Н. Указ. соч.. с. 200, 202.

⁸ Там же.

⁹ Там же.

¹⁰ Щапов Я. Государство и церковь Древней Руси Х-XIII веков. М., 1989, с. 109.

¹¹ См. Ковалевский А. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 годах. Харьков, 1956.

Двоеженство наказывалось, но фактически было живуче. Еще долго после отмены его в "низовой мистике" сохранялось верование, что так называемых "рожаниц" - небесных покровительниц и предков каждого человека по женской линии, от которых зависит вся его судьба, - было две ¹². Вообще, преобладал "сырой", неопределенный взгляд на брак, вплоть до очень цинического. Необходимым следствием закрепления права на жену считались ревность и демонстрация власти над ней. Побои жены не преследовались, но даже "вменялись мужу в нравственную обязанность (...). Жену секли, как маленького ребенка (...). Кто не бил жены, о том благочестивые люди говорили, что он дом свой не строит и о своей душе не радеет, и сам погублен будет и в сем веке, и в будущем, и дом свой погубит" ¹³. Вспоминается средневековая пословица: "Кто жалеет розгу, тот губит ребенка". Просвечивает грозный архетип отношений Отца и Дочери. Ритуал свадьбы говорит о том же: передавая дочь на руки мужу, отец символически стегал ее плетью, передавал плеть мужу из рук в руки вместе со своими отцовскими правами на дочь, так что муж становился вторым отцом.

Убийство женщины высокого рода влекло за собой "виру" (штраф) в половину того, что следовало выплатить за убийство мужчины того же ранга: 40 гривен за мужчину, 20 - за женщину. Вира взималась по суду, если род убитой подавал жалобу на убийцу. Суд разрешал обиженной стороне либо месть роду обидчика, либо - по выбору - выплату штрафа. Штрафы были столь велики, что большинство русских предпочитали виру мести.

Изнасилование порицалось и наказывалось в случае знатности рода женщины (девушки). О наказании за то же преступление в отношении девушек и женщин из сословия смердов (крепостных рабов) упоминаний отыскать не удалось, однако в соответствии с русским правом господин ее мог расценивать это как материальный ущерб своей собственности и требовал возмещения убытков или права на расправу над обидчиком, если он был собственностью другого господина. Если же обидчик был из его собственного рода, а крепостная принадлежала главе рода, инцидент считался внутренним. Право первой ночи нигде законодательно не зафиксировано, однако по отношению к крепостным оно осуществлялось (в этом видят как пережитки магии, так и свидетельство бесправия низших сословий), но чаще у знатных господ вплоть до XIX века заводились крепостные гаремы.

На развод могла рассчитывать женщина очень высокого звания - и только в том случае, если это было нужно ее мужу. Вдовы, однако, если они обладали властным характером и были княгинями, нередко имели очень высокий статус и фактически правили своим родом.

С ростом влияния монастырей появился новый способ избавиться от ненужной, нелюбимой жены - заточить ее в монастырь. Разрыв с мирской жизнью иногда сопровождал и разрыв брачных уз. Так, Иван IV был женат несколько раз, удаляя предыдущую жену от себя в монастырь под каким-нибудь предлогом (например бесплодия). Смерть жены-монашенки можно было ускорить, что часто и делалось.

Церковь, конечно, внесла лепту в формирование брачного права. Поначалу долгое время брачная церемония была вполне языческой. И после принятия Русью христианства священник был нежелательным участником брачного пира¹⁴. В. Татищев и С. Соловьев, считавшие, что государственные отношения Древней Руси формировались условиями родового быта, когда во главе семьи стоял деспотичный

¹² См. Домострой, с. 286.

¹³ Костомаров Н. Указ. соч., с. 200.

¹⁴ "Языческие обычаи в описании свадьбы несомненно преобладают над христианскими, даже священник в застолье оттеснен на задний план, туда, на край стола, за миски..." Домострой, с. 17.

После смягчения и нормирования брачно-семейных отношений наступила их "формализация". Изменилось и само русское православие, испытав в XV-XVI веках влияние переводной византийско-болгарской литературы; большинство из переведенных книг развивало аскетически-ригористический взгляд на женщину как на существо нечистое, "сосуд диавольский" и т. д. Восточная патристика с ее тяготением к антифеминизму оказала огромное влияние на православие России XVI-XVII веков. Предписания "Домостроя" мягче, чем ригоризм переводных византийских сочинений, написанных в VI-XIII веках, типа получившего большое распространение сочинения "О злых женах" ¹⁶. Но у Сильвестра "идеал Дома во многом сближался с идеалом монастырской жизни" '⁷. Автор, следовательно, занимает промежуточную позицию, отвергая и "правое реакционерство" учительной православной литературы, и "левый анархизм" грубых непросвещенных нравов.

В свете вышесказанного неудивительно, что в русском православии на редкость мало женщин-святых и почитание их неразвито. "Не более как за 6 русскими женщинами сохранилась до наших дней эта высокая честь; да и те все были княжеского звания. Русская женщина имеет полное право жаловаться на невнимание к ней старинных грамотников" ¹⁸, - сообщает в середине XIX века русский историк, говоря об общерусских святых. В XVIII веке была составлена "Книга, глаголемая "О российских святых"", где приводятся жития местночтимых святых. Всего их более 300, но из них всего 26 женских, причем включая уже упомянутые шесть общерусских. Зачастую святой считали жену святого мужа. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что "все они почти без исключения княжеского рода. /.../ Иногда даже чествование простирается на целую фамилию: на сестер, дочерей, даже на снох" ¹⁹.

Нельзя не указать и на особенности почитания образа Богородицы, популярной на Руси. Особенно чтились местные иконы ее, которых было так же много, как и областей, что указывает на нерасторжимую связь архетипов земли, территории и женского начала. К этому мы еще вернемся. Образ Богородицы слился в русском православии с образом Богини-Матери языческих времен. Чем больше почиталась небесная Богородица, тем больше подозревались женщины земные, что закономерно для ортодоксального мировоззрения, весьма жестко противопоставляющего дух и плоть.

Во всех без исключения сферах жизни русского государства в XVI веке происходили резкие перемены. Складывался новый для страны тип рационализма: система иерархии, игнорирующая традицию и природные права, зиждущаяся исключительно на политической целесообразности, включающая милитаризацию и централизацию всего общества во главе с царем-иерархом, иначе говоря, режим самодержавия.

В политике XVI век выдвинул невиданную для России идею "царя" -

¹⁵"Семья, до сих пор замкнутая /.../ подчиняется надзору чужой власти, христианство отнимает у отцов семейства жреческий характер, который они имели /.../ подле отцов природных являются отцы духовные: что прежде подлежало суду семейному, теперь подлежит суду церковному". Соловьев С. История России с древнейших времен. Кн. 1. М., 1959, с. 262.

¹⁶"Слово о челяди" (из "Златой Чепи", XIV век) рекомендует бить челядь, слуг и жену розгами с нанесением ран - до 30; в "Повести о Горе-Злосчастии" находится даже составленная виршами "Похвала розге". См. Буслаев Ф. О литературе. Исследования. Статьи. М., 1990, с. 200.

¹⁷Домострой, с. 10.

¹⁸Буслаев Ф. Указ. соч., с. 264.

¹⁹Там же, с. 268.

Иван Грозный жестоко расправлялся со старинным боярством, хранившим традиции региональной вольности, старинной самостоятельности, но и самодурства, дикости, непросвещенности. Дикость оружием искоренять не удалось, а вот самостоятельность территорий и ростки свободы Центр подмял под себя. В связи с этим интересно заметить, что в известной концепции А. Ахиезера о российских историко-экономических циклах "... в оппозиции авторитаризму дана не демократия, а локализм... Противопоставление авторитаризма и локализма - один из важнейших моментов теории Ахиезера. На массовом уровне оно проявляется в противоречиях между Центром (центральной властью) и местными властями" ²⁰.

Царь делал ставку на "служивых людей", подчиненных Центру, а местно ориентированные традиционные элиты безжалостно уничтожал. Государство превращалось в его сознании в самоцель, в жесткий механизм со сквозной контрольностью функций и подчиненностью, а все земли и княжества объявлялись личной вотчинной собственностью одного рода и одной личности - царя ²¹.

Произошло это не сразу. Периоду единоличной диктатуры предшествовал плодотворный, но неопределенный период управления страной кругом единомышленников, куда вместе с будущим помазанным царем Иваном Васильевичем входил знаменитый Адашев и автор "Домостроя" поп Сильвестр; этот круг советников А. Курбский называл "Избранной Радой". Забегая вперед, скажем, что по мере захвата Иваном диктаторских полномочий все члены "Рады" испытали превратности судьбы, а князь Курбский бежал из России, став едва ли не первым "невозвращенцем" и диссидентом. В годы "Рады" планировались великие реформы, подавались челобитные, трактующие геополитические вопросы и проблемы государственного строительства - вроде сочинения Ивана Пересветова, рекомендовавшего русскому царю взять за образец Османскую Империю. Молодой царь был под влиянием своих советников, которые, по свидетельству современников, правили страной ²².

В религиозной и церковно-государственной областях происходили важнейшие сдвиги. Во-первых, только в XVI веке по-настоящему умерло язычество, оплотом которого были окраины Московского царства (Иван IV свои набеги прикрывал нуждой "борьбы с еретиками"). Новгород несколько раз сжигался дотла. Православие Руси впервые стало осознавать себя активной, воинствующей, инквизиционной силой. Во-вторых, церковь теснее сливается с государством: Иван Грозный был первым "помазанным" на царство великим князем ²³. В-третьих, внутри Церкви шла борьба "стяжателей" (осифлян) с "нестяжателями". Речь шла о том, позволено ли церкви и монастырям иметь крепостных, землю, огромное богатство или это противоречит евангельским заповедям бедности. Сильвестр в целом сочувствовал "нестяжателям. В середине века был собран Стоглавый Собор, явившийся вехой в юридических делах и делах Церкви. По своим решениям он оказался "стяжательским". В числе прочего был введен институт протопопов - надсмотрщиков и начальников, призванных следить за нравственностью, чтением писания, исполнением обязанностей рядовых попов и дьяконов. Ввели духовную цензуру. Установили твердую пошлину за свершение

²⁰ Россия; критика исторического опыта, "Круглый стол" ученых. "Общественные науки и современность". 1992,№ 6, с. 75.

²¹ См. Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993.

²² "Да в ту пору был поп Сильвестр и правил Русскую земли, с ним (Адашевым, любимцем царя. - В. И.) эаодин и сидели вместе в избе у Благовещенья (церкви. - В. И.), где ныне полое место между палат. (Пискаревская Летопись, XVII век).

²³ В 1547 году 17-ти лет от роду.

брака. Происходила унификация церковных уставов по всему государству, а к концу века появился первый русский Патриарх ²⁴.

В идейной и культурной сферах наблюдался явный перелом от общей атмосферы провинциализма к вселенскому реформаторству. Множество симптомов подтверждают сказанное. Тут и попытка самого Ивана IV переписать все летописи (и уничтожить неугодные), и введение книгопечатанья, и модернизация армии, особенно артиллерии, по западному образцу. Подобные тенденции не носили "западнического" характера - в них нужно видеть чистый практицизм. Царь лелеял далеко идущие планы по возвышению престижа Руси в Европе и на Востоке, видя в этом сильное средство для укрепления своего авторитета внутри страны, заботился о своем имидже военачальника и победоносного властителя; несмотря на то, что практически все его военные кампании были бесславно проиграны, военную "славу" царя (после взятия Казани) можно проследить по народным историческим песням.

Далее...