В пространстве и времени мифа легко происходят любые сближения по типу бриколажа. Одни - посредством семантики. Семантическая единица "союз молодых гениев" - из языкового репертуара 60-х годов. Дружеский союз Олеша, Катаев, Ильф, Петров, Инбер, Аделина Адалис (имевший место в 20-е годы) пишущая называет "известным всему городу объединением молодых гениев" (Кулиса НГ 5-98).

То же касается и пространства. Угол Старосадского и Петроверигского переулков - адрес Аделины. Напротив ее окон предустановлено расположился особнячок - Художественный фонд Союза художников СССР: "бухгалтерия, социальный отдел, где я буду получать деньги, куда буду относить больничные листы по уходу за сыном, где буду получать путевки в "Коровник", на "Снеж", как член Союза художников" (Кулиса НГ 4-98). Опять Екатерина оказывается в "нужном" социальном пространстве!!

Осуществляются и другие контаминации. Екатерина начинает переописывание истории семьи. Вот, например, отрывок о ее прабабушке, матери мамы-бабушки ("девочки из хорошей интеллигентной семьи"): "Прабабушка Мария Федоровна ... убежав от мужа-грека, поселилась с братом Колей и сестрой Шурой недалеко от Тверской" "Если ее спросишь, она не будет помнить ничего, Сталин хорошо выучил их молчать. А ведь многочисленные члены царствующего дома, в честь которых были названы дети - Федоровны и Федоровичи, - Мария, Александра, Николай?.. они были еще живы и маленький еще не убиенный цесаревич был почти ровесником моей бабушки, шалил, учился" (Кулиса НГ 4-98).

Вот здесь возникает несуразица. Жили-то они в Козихинском переулке. Этот переулок - место, где селилось в конце XIX-начале XX века "демократическое студенчество"[[В Большом Козихинском переулке была группа домов, "которые в 1880-1989 гг. выразительно назывались "Ад", где были квартиры беднейших студентов, живших на грани полной нищеты ... В первой половине марта 1906 г. в доме 14/1 на углу Большого Козихинского и Большого Палашевского переулков ... у И.И.Скворцова-Степанова несколько раз бывал В.И.Ленин, приезжавший в Москву для подготовки к предстоящему IV съезду РСДРП для ознакомления с результатами Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. Дом имеет давние революционные традиции - здесь же помещалась и нелегальная студенческая библиотека, связанная с народовольческим движением" (Романюк С. Из истории московских переулков. М., Московский рабочий, 1988. С.210).

]]. В интеллигентской среде детей вряд ли называли в честь членов царствующего дома. Называли не в честь императора Николая, а скорее в честь Николая Гавриловича Чернышевского... Впрочем, и невозможное возможно! Дочь прабабушки Юлия (мама-бабушка Екатерины) ходит в гимназию, которая была расположена в здании будущей элитарной школы № 175. Словом, и здесь род телеологии, столь свойственой любимому народом жанру мыльной оперы.

Здесь читатель вправе исторгнуть крик души: помилуйте, но ведь факты, которые приводятся в тексте, имели место!? Да, имели. Однако "медицинские факты", приводимые Екатериной, на удивление напоминает другие, всем известные. Была ли Октябрьская революция, залп Авторы, штурм Зимнего? Но ведь спорят сейчас, не был ли штурм Зимнего артефактом Н.Евреинова, продуцировавшим миф.

Как писал К.Леви-Строс, "сущность мифа составляют не стиль, не форма повествования, не синтаксис, а рассказанная в нем история"[[Леви-Строс К. Структурная антропология. М., Наука, 1983. С. 187.

]]. Рассказанная история удовлетворяет критериям мифа, ибо работает на создание новой системы временного отсчета, которая удовлетворяет "первоначальным допущениям". Эта история объясняет прошлое, настоящее и будущее. Французский антрополог отмечает: для возникновения индивидуального мифа необходимо наличие двух травматических ситуаций. Роман с Алешей выступает в качестве первой. Именно поэтому эпизод с Алешей централен для данного повествования и дает ему имя. Вторая травматическая ситуация - "перестройка". Между смертью в одном качестве и рождением в ином - процесс инициации. Процесс инициации в социологическом смысле - как социальный переход - был не слишком тяжел, годы перестройки были пересижены, пусть даже в Африке. Результаты перестройки подобно плоду упали в руки той группы, к которой принадлежит Екатерина, т.е. группы советской элиты. Ее женская инициация оказалась крайне тяжелой, а результаты ее проблематичны.

Вернемся к социологическому чтению. Екатерина ссылается на ряд событий, отдаленные последствия которых ощущаются нами, хотя они дошли через ряд промежуточных необратимых событий. Последовательность жизненных событий, позволяет создать историю-схему, которая позволяет объяснить современную ситуацию героини, равно как общества в целом.

Екатерина ищет частных определений (правда о семье), которые можно представить как всеобщие, а значит навязать "остальным". Угроза безопасности группы (ситуация советской элиты в начале 90-х) превращается в гарантии ее единства. Происходит удостоверение реальности системы. Героиня по существу "признается", участвует в признании, которое обретает новую силу. Из возможного обвиняемого она становится обвинителем. Грех "совдеповского" происхождения перестает отягчать сознание как совокупность неясных чувств и плохо сформулированных представлений. Идеи обретают реальное бытие. Хаос замещается системой. Угроза безопасности становится гарантией духовного единства. Импровизируя, она искренне живет в своей роли.

Еще раз обратимся к К.Леви-Стросу: "...цель мифа - дать логическую модель для разрешения некоего противоречия (что невозможно, если противоречие реально), то мы будем иметь теоретически бесконечно число слоев, причем каждый будет несколько отличаться от предыдущего. Миф будет развиваться по спирали, пока не истощится интеллектуальный импульс, породивший этот миф"[[Леви-Строс К. Структурная антропология. М., Наука, 1983. С. 306.

]]. Наша героиня создает многослойный миф именно потому, что рисуемые противоречия не вполне реальны. В жизни они разрешались достаточно легко.

Пройдя через инициацию, героиня умирает в качестве члена "совдеповской семейки" и уже в 70-е годы оказывается в кругу левых, но, как она сама их определяет, "дозволенных обласканных": "Дружба с Юрой Красным, Женей Умновым, Купером. За стеной Боря Мессерер, напротив вся семья Бисти. Когда заканчивались спектакли и съемки, знаменитости съезжались к нам "на огонек": Настена Вертинская, Галя Волчек, молоденький бакинец Юлий Гусман-КВНщик, Алик Григорович, Вика Федорова, балерины из Большого, знаменитые манекенщицы с адвокатами на белых "мерседесах", Слава Зайцев с Дорианом Греем - Бабятинским из Малого", Саня Дыховичный с моей подружкой детства Олей Полянской - новобрачные.

В этой компании дочки номенклатуры изгоями не считались, правда, "нас оставалось только двое" (обратим внимание на цитату из песни "На безымянной высоте"! - Авт.). Люда Хмельницкая, все Плисецкие, Витя Щапов с Ленкой-козликом, Игорь Кваша.., Коля Бурляев, ... Саша Митта... ах, да мало ли еще кто, вот мадам Надя Леже..." (Кулиса НГ, 7-98). Последующая история свидетельствует, что эта вроде бы единая когорта советской "творческой элиты" 70-х разошлась по разным лагерям... Этот круг и тогда вряд ли был столь уж един. При чтении данного отрывка в сознании невольно всплывает образ Ноева ковчега, где плотоядные и травоядные вынуждены были мирно сосуществовать...

Реконверсия произошла, доминируемая часть элиты сблизилась с доминирующей, в том числе и через брачные стратегии. "Им все разрешали, им много платили, они оформляли лучшие книги, лучшие спектакли в лучших театрах, делали лучшие декорации, о них писала центральная пресса, иногда легонько поругивала для большой рекламы, они играли в самых-самых фильмах. А Алешка оставался там, в андеграунде, на бульдозерной выставке, среди нищих и иногда, редко, правда, гениальных, но чаще просто пьяниц... И мне, чистоплюйке, холеной и модной, брезгливой и избалованной, не могло полотно показаться гениальным... Я не успевала увидеть гениальное полотно, потому что бежала из грязи и вони..." (Кулиса НГ, 7-98).

Преображение ознаменовано воцерковлением. Преобразившись, она искренне молится за М.Булгакова: "А в это дикое хамское время, вы многих и многих обратили к вере. Вы сделали великую работу, служение для умерщвленной совдепами русской души русских, вы привели их в церковь, вы для нескольких поколений ошельмованных бусами молодых и успевших состариться в атеизме людей произнесли забытое, а то и неведомое им Благословенное имя Христово[[Приход к Христу, а тем более к православию через М.Булгакова не вполне традиционен. Специалист по творчеству М.Булгакова Борис Соколов отмечает:

"ершалаимские сцены "Мастера и Маргариты" представляют собой изложение ранней истории Христа, весьма далекое от канонической версии Евангелий. ... Встает вопрос об отношении Булгакова к Христу и вере в Бога вообще, принимая во внимание, что столь вольную трактовку евангельского сюжета вряд ли позволил бы себе правоверный христианин - православный, католик и даже представитель какой-либо из многочисленных протестантских конфессий" (Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия. М., ЛОКИД-МИФ, 1996. С. 509)

]]" (Кулиса НГ, 2-97). Вера ее действительно нетрадиционна. Она представляется собой некий постмодерный коллаж: "И постом я пренебрегаю, и когда читаю "Верую во единую Святую соборную апостольскую церковь...", думаю и о кришнаитах, и о вуду, и о Рерихах, и об инопланетянах, и почему-то не чувствую себя виноватой... "(Кулиса НГ, 3-98).

Екатерина не чувствует вины как член социальной группы привилегированных, как женщине вина ей навязана. Воцерковление можно трактовать (помимо того, что это знак нового фундаментализма) как попытку изживания мазохизма, сопровождаемого чувством вины и навязываемого социокультурно. Возникает новое семантическое поле: Ангел-хранитель, Ангел мой. Иоанн Кронштадтский, ежевечерняя молитва. Чтение строгого моралиста Иоанна Кронштадтского сочетается с многообразными и поливалентными сексуальными практиками. Проекция мечты - коллаж из севрского фарфора, камина, старинных напольных часов с боем, блеклого фисташкового абажура и православной святой Руси. Екатерина живет в мире новых классификаций, однако привилегированный топос позволяет проверять происходящее в современной России на соответствие норме, которая обозначается как "православная Русь": "Переименоваться в Россию можно, но стать православной святой Русью..." (Кулиса НГ, 1-98). Понятно, что проблема массового воцерковления в среде бывшей советской элиты требует специального разговора.

Возможность бытования данного текста в виде мифа обусловлена и тем, что налицо вера рассказчика в действенность своих приемов, в свою миссию. Екатерина не сомневается, что говорит истину, "последнюю и завершающую": "Мы о себе все знаем" (Кулиса НГ 5-98). Кроме того, существует люди, на которых ее приемы действуют. Между постсоветским и советским обществом в риторике возводится граница. Поля размечены по-новому, возникают новые классификации. Так, в данной социальной среде раньше сказать не в Москве значило в ссылке, теперь - за границей. Однако текст еще раз свидетельствует: нет границ в том смысле, что практики осуществляются непрерывно. Непрерывность обеспечивается соответствующими габитусами. Возникает и действует гравитационное поле уже новых социальных связей и отношений.

В рассказе неоднократно упоминается семья художника Лактионова. В семье было семь детей, большая часть детей сумела воспроизвести семейный капитал и сделать "правильные" инвестиции. Алексей "живет, придя к Богу, венчанный с Ксенией, в своей Голландии". Писал портреты Клаудии Кардинале и Софи Лорен. "...Сережа, меломан, бизнесмен, еще в те годы богатый человек". Один сын спился, т.е. не воспроизвел семейный капитал (Кулиса НГ, 2-98). Дочери осуществили "правильные" брачные стратегии.

У самой Екатерины тоже вроде бы все в порядке: "Господь отправил моего мужа на работу в Вашингтон" (Кулиса НГ, 9-98). Но она рыдает отчего-то в своей гостиной, "изысканной, мягкой и очень чистой и тихой" (Кулиса НГ, 9-98). Вероятно оттого, что как член группы она принадлежит к группе доминирующих, а как женщина - она доминируемая. Разные подходы (социологический и гендерный) дают разные картины. Но в любом случае исследователь получает благодатную возможность рассмотрения механизмов господства (в том числе патриархатных), равно как способов воспроизводства элиты через взаимодействие различных ее частей. Но главное, мы узнаем, как сделан (обществом и культурой) правдивый рассказ о себе.

***

Текст Е.Московской позволяет хорошо ощутить, что нынешние реформы - "логический" результат предшествующей реальной и символической борьбы. Он дает возможность проследить как ее перипетии, так и способы борьбы за монополию на порядок, за власть в области социальных классификаций. Предлагаемый анализ позволяет схватить моменты символической борьбы разных групп элиты задолго да того, как эти процессы проявились в автономном политическом поле. Оказывается возможным "увидеть" точки прерывности, которые еще отнюдь не связаны со сменой режима, не маркированы "историческими событиями"[[См.: Бурдье П. Социология политики. М., Socio-Logos, 1993. С. 46.]]. Лишь впоследствии все мы стали свидетелями институционализации, того, что называют переменой общественного строя. Это заставляет согласиться с мыслью, высказанной П.Бурдье: классифицирующие схемы - категории политические [[См.: Бурдье П. Начала. М., Socio-Logos, 1994. С. 44.]]. И неважно, идет ли речь о макро или микрополитике. Значительная часть нынешних властных позиций оказалась заняты людьми из той группы, которая описывается в тексте.

Проблемы воспроизводства элиты и форм господства, интересующие интерпретатора, оказались представленными в концентрированном виде. В принципе, можно было бы сделать то же самое на другом материале, но для этого пришлось бы привлечь большое число источников, в которых рассматриваемые темы представлены лишь в оговорках и проговорках.

Я прекрасно осознаю, что позиция исследователя, занимающего более низкое место в социальной иерархии, чем исследуемый, достаточно сложна. На сложность таковой обращали внимание французские социологи[["Вышедшие из средних или простонародных классов и достигшие попросту срединного социального положения или вышедшие из хорошего общества и объективно оказавшиеся в положении изгоев, социологи никогда не чувствуют себя настолько свободно, чтобы сойтись лицом к лицу с социальным миром, который их игнорирует или о превосходстве которого они слишком хорошо знают, сами его покинув" (Пэнсон М., Пэнсон-Шарло М. Отношение к объекту исследования и условия его принятия научным сообществом//SOCIO-LOGOS'96. Альманах Российско-французского центра социологических исследований Института социологии РАН. М., 1996. С. 42).]]. Вполне возможна и такая реакция коллег на написанное: да ты ей просто завидуешь! Действительно, героиня явно обладает большим набором различных видов капитала, чем исследователь. Можно полагать, однако, что это, скорее, увеличивает интерпретационные возможности. Неучастие автора данной статьи в изучаемых практиках создает саму возможность наблюдения.

ПРИМЕЧАНИЯ