Историческое оправдание происходящему реформированию в России возможно видеть в его конечных целях: активизация экономики, потребность в чем постоянно нарастала в стране, вывод ее на современные рубежи с тем, чтобы дать народу более высокие стандарты потребления, близкие к существующим в развитых зарубежных странах с их привлекательным образом государства всеобщего благосостояния.

Но такое государство, как мы знаем, базируется не только на рыночной конкурентности, стимулирующей личную предприимчивость и вариантность экономической деятельности, но и на созданном комплексе цивилизованных прав и гарантий социальной безопасности условий жизни человека. Эта сторона современного, рыночно организованного, западного устройства нашими реформаторами с самого начала событий не была принята во внимание, а напротив, рассматривалась как чужеродный рудимент - наследие казарменного социализма, ненавистная уравнительность, нежелательный государственный патернализм и пр.

Пятилетие реформ, вхождение в мировые тренды показало, что прогресс не в разрушении принципа гарантированности и стабильности жизни, извечно присущих человеку, сколько в умении общества сочетать этот принцип с другим, не менее важным человеческие свойством - стремлением к движению, изменению улучшению, созидательности. Недоучет в перестроечные годы, а в чем-то даже пренебрежение к социальной компоненте реформ - причина многих негативных событий и неуспехов в российском их варианте. Там, где понимание проблемы пришло быстрее - в постсоциалистических странах Европы, стали быстрее выходить и: кризиса и ныне имеют лучшие показатели и итоги в целом. Так, Румыния, Болгария, Польша, не сильно исходно отличавшихся по экономическому фону от СССР уже 1995 г. характеризуется значительным (4-5%) ростом валового внутреннего продукта, а с ним - и доходов населения. Сравним с нашим общеминусовым результатом практически во всем!

В нормально развивающейся экономике и тем более в переходный период к ней (с его общим разломом дли подавляющего числа людей) отношения государства с населением строится с двух позиций. С одной стороны, население - активный субъект отношений: владеет собственностью, трудится, создает ВВП и собственные доходы, платит налоги, покупает товары и услуги и пр.; с другой - оно является объектом той функции государства, которую теперь принято обозначать термином "социальная защита". И если в норме преобладает первая система взаимоотношений, в которой государство и население являются по сути партнерами, то в кризисное время необычайно возрастает значение покровительственных действий, государства по отношению к населению, его "защита", его поддержка, его сохранение как самоценности любой нации, неизбежно страдающего от разрушений переходного периода.

Таким образом, под социальной защитой, по определению, мы понимаем политику государства по обеспечению социально-экономических прав и гарантий человеку, независимо от его места жительства, национальности, пола, возраста и других подобных обстоятельств.

При таком широком толковании социальной защиты в ней по сути нуждаются практически все конституционные права и свободы личности: от права на имущество и свободу занятий до личной неприкосновенности и экологической безопасности. Поэтому обычно используется более узкое понятие социальной защиты - соответствующая политика государства по обеспечению прав и гарантий в области уровня жизни: право на минимально достаточные средства на жизньоплату труда, не ниже установленной федеральным законом. Но заработная плата сейчас составляет меньшую часть дохода российского гражданина (1995 г- 37%), Поэтому скорее можно говорить, опираясь на Декларацию прав человека ООН, о более широкой формулировке, поскольку та же Конституция РФ провозгласила примат международного права над национальным.">, на труд и отдых, на социальное обеспечение по старости, болезни и в случае потери кормильца, для воспитания детей, на защиту от безработицы, охрану здоровья, образование, жилище и т.п. В настоящей работе мы придерживаемся именно такого толкования.

Хотелось бы особо подчеркнуть, что становление функции социальной защиты в пореформенный период происходит далеко не на пустом месте. Необычайно много обруганный в ходе инициируемых перемен патернализм советского государства, в той или иной форме наличествующий в ходе сложнейшей его истории с известными искажениями, формализмом, чрезмерной централизацией и пр., был крупнейшим социальным достижением не только советского народа, добившегося всего, что имел "своею собственной рукой", но и мирового развития. Зарубежные авторитеты давно установили откровенное влияние идеи Октябрьской революции на строительство корневых отношений между трудом и капиталом в западных странах. Чтобы там ни говорилось, но, начиная с 60-х годов, любой народнохозяйственный макроплан пятилетнего развития СССР обязательно включал меры по росту народного благосостояния и отчитывался за них.

Вообще, идея патернализма власти по отношению к человеку очень свойственна российской традиции, отечественному менталитету. Почитаем историю, когда русские цари (!) скупали в урожайные годы хлеб с тем, чтобы облегчить простому люду сложности неурожаев и т.п.

Другое дело, что абсолютизация патерналистских подходов к населению, превращение их в откровенно прямую зависимость личности от мелочной регламентации верховной власти, не оставляющей практически места для индивидуальной экономической инициативы, как и всякая монополия, неизбежно означает смерть всякого прогресса, играет дестимулирующую роль. Но это уже относится не к самой системе социальных гарантий, повсеместно имеющей общецивилизационный характер, а к способам их реализации в общем, механизме государственного управления.

Но все это в прошлом, а сейчас многое приходится начинать в новых и хуже того, кризисных условиях с нуля. Прежние экономические возможности в сфере рас - и перераспределения доходов на нужды социальной политики базировались на господстве общественной собственности и унитарной организации страны, судьба которых определилась в ходе приватизации и федерализации. Теперь иное: многообразие и суверенизация форм собственности, а, следовательно, и доходов, резкая регионализация власти. И хотя другого пути, кроме неизбежного укрепления социально защитных функций, у власти, полагаем, нет, тем не менее, эффективность социальной защиты для настоящего и будущего общества во многом зависит от избираемой модели, отличающейся по странам в зависимости от степени вмешательства государства в экономику.

Таких моделей, как известно, в мире сложилось в основном две: а) социально-демократической ориентации с высокой ролью государства в обобществлении доходов и существенным значением общенациональных социальных механизмов управления (шведская модель) и б) неолиберальная модель (американская) с меньшей степенью государственного вмешательства в социально-экономические процессы вообще.

Кроме того, избираемый модельный уровень различен, исходя из главного посыла формирования социальной защиты населения в целом: или общество организует так свою экономику и распределение основных доходов (за труд, предпринимательство, социальные трансферты), что их будет достаточно для самообеспечения семей, и социальная помощь потребуется только в экстремальных, особых жизненных случаях для узко определенных групп людей с осложненными обстоятельствами, или макрополитика делается на низкой зарабатываемости доходов, недостаточности их для потребления и необходимости массированной государственной помощи для выживания семей уже не в экстремальных, а в стандартных условиях и не для отдельных групп, а для весьма значительной части населения.

Нельзя сказать, что Россия уже окончательно определилась в облике будущей системы социальной защиты, здесь она явно отстает от наших соседей - постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы, где экономические реформы уже опираются на целый комплекс принятых социальных законов, и действует соответствующий механизм, включающий, помимо правовых основ, еще и организационные (управленческие и функциональные структуры), и финансовые (государственные бюджетные и страховые фонды, общественная и частная благотворительность) и т.п.льготы ориентированные на подобные цели, деятельность некоммерческого ("третьего") сектора социальных услуг и др.">. Причем там не стесняются адаптировать эти законы к конкретной ситуации, не торопятся с разрушением старого до того, как оправдало себя новое, да и его трансформируют, исходя из получаемых следствий. Примером является, в частности, отношение к социальному обеспечению и социальному страхованию, к приватизации и коммерциализации социальной сферы, где принята тактика сугубой постепенности, отказа от не оправдавших себя реформаторских решений и т.д.

У нас же в России подобное не сделано до сих пор, что не в последнюю очередь объясняет полученные нами социальные итоги проведенных трансформаций.

Главный социальный итог пятилетия реформ - общее, не менее чем на 50%, падение уровня жизни подавляющего числа граждан, выигравшие составляют не более десятой их части. Именно так, по нашим расчетам, снизился основной обобщающий показатель личного потребления, - реально используемые доходы: денежные доходы на душу 1991-1995 г. г. выросли в 2 тыс. раз, а цены официально примерно в 4,5 тыс. раз.

В большинстве постсоциалистических европейских стран падение было меньшим: в момент либерализации цен в Румынии оно составило 35%, в Польше - 1/3, в Чехии и Словакии - 20%, в Венгрии - 13%. С другой стороны, не в лучшем положении, чем Россия, оказалось население стран СНГ, даже тех, где не было вооруженных конфликтов - Украина, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и т.д.

Не менее значимый социальный итог трансформаций - стремительная поляризация населения, настолько быстрая и глубокая, что дает повод говорить "о двух Россиях". Коэффициент дифференциации доходов (10% наиболее и наименее обеспеченных) возрос за пятилетие с 4,4 раз в 1990 г. до 15 раз в середине и 13 раз в 1995 г. (а с учетом сокрытия налогов до 20-25 раз) Можно смело говорить о формировании в стране массовой армии бедных и неимущих: в 1990 г. число не имеющих прожиточного минимума составляло 2,3 млн. чел., теперь оно оценивается в 30 млн. чел. (21%), а по подсчетам Центра уровня жизни Минтруда РФ, значительно превышает эту цифру - 40-45 млн. или треть всего населения. Именно бедные и малообеспеченные заплатили самый высокий налог за реформирование экономики: если, как мы указывали, средний рост потребительских цен за последнее пятилетие Госкомстат определяет порядка 4,5 тыс. раз, то хлеб и молоко подорожали примерно в 7 тыс. раз, тогда как пенсия возросла всего в 2 тыс. раз, минимальная заработная плата - в 800 раз, в числе самых бедных оказались семьи с двумя и более детьми - средняя заработная плата позволяет иметь только одного иждивенца, а семейное пособие составляет менее примерно 15% прожиточного минимума ребенка.

Нужда стала устойчивой и воспроизводимой реальностью для миллионов людей, не только оказавшихся в экстремальных условиях (безработные, беженцы, многодетные, одинокие малооплачиваемые родители, недееспособные пенсионеры и т.п.), но и для тех, кто ранее мог заработать на себя и своих иждивенцев - работники бюджетных и кризисных отраслей: оборонка, машиностроение, легкая, сельское хозяйство. Это - "новые бедные", недостаточность положения которых возникла из-за заниженной (традиционно, но сейчас особенно, в связи с падением производства, бюджетным дефицитом, неплатежами, узостью внутреннего рынка и т.п.) цены рабочей силы, не обеспечивающей для большинства работающих даже минимального содержания собственного и ребенка. В 1995 году - год рекордно низкой минимальной цены труда - в ноябре цена ралочей силы составила менее 10% от средней заработной платы в народном хозяйстве, тогда как в сравнимых по экономическому развитию постсоциалистичсских странах в 1994 г. соотношение было 38-46%.

Таким образом, приходится констатировать, что строительство пореформенной социальной структуры общества идет не по западноевропейскому типу, с мощным средним классом и умеренной дифференциацией в доходах - 4-6 раз, а по латиноамериканскому образцу; массовая бедность, граничащая с нищетой, очень низкая группа богатых и незначительный средний класс, который у нас к тому же постоянно размывается: известно, что техническая и творческая интеллигенция, квалифицированные рабочие, средние и мелкие предприниматели оказались пасынками российских реформ.

Но еще более неблагоприятным, чем общее снижение уровня удовлетворения материальных потребностей людей, является деформация качества и образа жизни. Даже там, где положение в среднем неплохо (жилье, легковой транспорт и личном пользовании, коечный фонд в больницах, общая численность учащихся в трудоспособном возрасте) или где можно прямо отметить положительное (20 млн. семей получили землю, резко вырос заграничный туризм и пр.), процессы проходят с позиции грубой недоступности всех этих благ и услуг для обычного рядового человека.

Для него более значимыми оказалось другое, негативное в повседневной жизни: народ стал не просто хуже питаться (суточная калорийность на душу снизилась с 3085 ккал в 1990 г. до 2368 ккал в 1995 г.), но менее качественно (потребление животных белков сократилось с 45 гр. на чел. в день до 30, 5 гр.); серьезно разрушена социально-бытовая сфера (детсадов стало на треть меньше, детских клубов почти не осталось, объем бытовых услуг сократился на две трети); усиленно формируется особо опасная для судеб нации ориентация в культуре и образовании на платежеспособного субъекта (самый дешевый вуз в столице стоит 1000 долл. в год при типичном месячном заработке 90-100 долл. в месяц); возникла невероятная для нашей страны с ее протяженностью малая доступность транспорта, связи и информации (транспорт подорожал от 3 до 7 тыс. раз, тираж газет, книг, журналов сократился с 1990 г. по 1994 г. с 119 до 17 экз., на домохозяйство в год); произошла практическая ликвидация ранее широко распространенного организованного загородного отдыха и внутрироссийского туризма (которым в той или иной форме на льготных условиях пользовался практически каждый городской работник), санаторно-курортный отдых стал попросту недоступен обычному человеку (стоимость месячной путевки с проездом равна 10-12 месячной средней заработной плате); но самое разрушительное и опасное для общества, тем более переходного - сложившаяся делегализация трудовых и распределительных отношений (неформальная, "серая" занятость оценивается в 10-15 млн. чел., несобираемость налогов - в 40%), криминализация жизни (число зарегистрированных преступлений в последние годы возросло более чем в 2 раза) и т.п.

Отсюда закономерен и общий результат падения уровня и качества жизни - депопуляция населения (естественный прирост в 1990 г. составлял на 1000 жителей +2,2 чел., в 1995 г. - -5,5, смертность в РФ в 1,5 раза превышает рождаемость), снижение продолжительности жизни (за указанные годы средний возраст дожития снизился с 69 лет до 65, в том числе у мужчин до 59 лет), всплеск суицидов (здесь мы вышли сейчас на третье место в мире), социальных болезней (сифилиса, туберкулеза, инфекций), ухудшение здоровья детей и молодежи (большинство новобранцев имеет здоровье ниже нормы), рост преступности, особенно среди подростков (число убийств, совершенных подростками в 1994 г. возросло против 1993 г. на 30%) и т.п.

Падение уровня жизни - всегда социальная жертва населения, но важна ее величина и эффективность в достижении поставленной цели - переходом к социально ориентированной рыночной экономике (либеральная модель развития ныне, как известно, большинством не поддерживается).

По нашему мнению, именно в социальной области произошли наиболее значительные перемены, разрушены старые и возникли новые элементы. В 1995 году население, безусловно, уже живет в новой системе координат: многообразии, включая частную, форм собственности, занятости, потребления, конкуренции за доход, рабочее место, потребительское благо, что существенно ближе к рыночно-организованным чем к централизованно-плановым отношениям.

Возрос динамизм и подвижность условий жизни, покончено с их прежней гарантированностью, предсказуемостью, всеобщим патернализмом государства, а следовательно, экономической зависимостью от него человека. Главное доказательство тому - ликвидация гарантии рабочего места, всеобщности и обязательности труда и потому единственной по сути формы личного дохода, зарегулированного на общегосударственных правилах. Взамен - право на свободное использование способностей и своего имущества для любой деятельности, не запрещенной законом. В настоящее время, по оценкам, уже треть трудоспособных работает в негосударственной экономике, а другая треть - на полпути к ней (данные Госкомстата по численности занятых в государственном секторе - менее 40%).

Значительно расширилась гамма экономических интересов, это позволяет надеется на дополнительные стимулы к развитию.

В свою очередь, разнообразие работодателя способствует формированию свободного наемного труда с горизонтально-договорными, а не вертикально-распорядительными отношениями при распределении долей участия в произведенном продукте.

В связи с этим появились и новые формы доходов, или изменилось содержание старых форм: заработная плата все больше принимает форму цены рабочей силы с ее зависимостью от спроса и предложения на рынке труда, возник предпринимательский доход, появились индивидуальные доходы от собственности (ранее практически отсутствующие) - дивиденды по акциям, рыночные проценты в коммерческих банках, поступления от оборота ценных бумаг, валюты, негосударственного страхования и пр., что зримо расширило вариантность и возможности экономической самостоятельности. Усилилась роль дохода в распределении и перераспределении, внеэкономические их факторы (социальный статус, должностное положение, принадлежность к отрасли, место жительства и т.п.) теперь менее заметны по сравнению с дореформенным периодом. Общепризнано установление большего соответствия платежеспособного спроса населения и массы товарооборота, увеличилось разнообразие товаров, их территориальное размещение, число торговых предприятий и т.д.

Однако все перечисленные принципиальные изменения при движении к новому экономическому укладу достигаются слишком большой социальной ценой, но главное - нередко с результатом, отрицательным для позитивного развития в будущем. Так, отказ от обязательности труда сопровождается недобросовестным обогащением, ростом паразитизма, спекуляцией, отрывом дохода от его объективной основы, унижением квалифицированного производительного и научно-инженерного труда.

Наполненность рынка товарами в основном достигнута за счет ограничения потребления (о чем свидетельствует снижение потребления продуктов, промтоваров, особенно покупки товаров длительного пользования). Снижение массового покупательского спроса, его переключение в значительной части на импортные товары - одна из причин кризиса национального производства. Поддержание сферы образования и медицины, отдыха сугубо за счет платности ведет к сужению стартовых возможностей менее доходных групп населения, что отрицательно влияет на здоровье нации и трудовой потенциал.

Можно прямо говорить о возникшем паразитизме в доходах и потреблении населения на основе присвоения во время приватизации государственной собственности отдельными лицами, семьями, кланами, развития спекуляции деньгами, формирования чиновничьего и частного рэкета. Снижение роли законных доходов, в первую очередь заработной платы (ее доля в общих доходах населения снизилась от двух третей до двух пятых), сужает социально-экономическую управляемость, стимулы к трудовому образу жизни вообще: по нашим обследованиям, пятая часть работающих в частном секторе мужчин уже не рассматривает труд как обязательную карьеру для своего сына, а тем более для дочери.

Уход государства от патернализма не компенсировался созданием реальной системы помощи бедным, поддержкой молодежи, малого бизнеса и т.п. Отсюда, население живет сегодня не столько в режиме свободы выбора, провозглашенного рынком, сколько в режиме экономической вынужденности; одно отличается от другого обеспеченными (или необеспеченными) экономическим строем реальными поведенческими возможностями для личности,

Далее...