Введение

Образцы карьеры и средства достижения успеха различаются в странах с разной культурой. В отличие от американского общества, где движение к успеху происходит путем индивидуального соревнования, в европейской культуре, например, в английской, карьеру обычно делают при помощи поручительства и коллективной поддержки (sроnsоrship), в которой первостепенную роль играют межличностные и семейные связи [12].

Европейскую модель индивидуальной мобильности неизменно характеризует механизм корпоративной, и, прежде всего семейной, поддержки и передачи определенных родственных связей для облегчения жизненного старта своих потомков. В социологии этот механизм традиционно носит название "семейного капитала", куда относят финансовое положение семьи (доходы, условия жизни, систему обеспечения), систему социальных связей и культурный статус семьи (система ценностей, семейных отношений и эмоциональных связей), которые предопределяют социальный статус выходцев из данной семьи [11].

Накопленный семейный капитал как бы символизирует планку, с которой начинают последующие поколения свой жизненный старт, наращивая или, наоборот, преуменьшая достижения предыдущих поколений.

Однако в ситуации советской России, в течение нескольких десятилетий отсутствия частной собственности, размер финансового капитала у семей был малодифференцированным и приближался к уровню нищенского состояния для большинства семей. Несмотря на это выходцы из различных семей все равно начинали свою жизнь с разным стартовым капиталом и, в зависимости от него, продвигались на разные этажи социальной иерархии и попадали в разные социальные ниши.

Что же было тем "первоначальным капиталом", который передавали семьи своим потомкам в советской России; каким образом происходила подобная передача? Кто был основным транслятором семейного опыта, если в течение десятилетий советского существования большинство женщин, матерей семейств, находилось в системе общественного производства и было тем самым фактически устранено от воспитательных функций? Или, может быть, в отличие от открытых обществ, (где роль семьи весьма существенна при выборе типа социальной карьеры детей) в России, в ситуации государственного регулирования, роль семьи, как и всей сферы частной жизни, была сведена к минимуму? В дальнейшем в статье рассматривается процесс трансляции культурного семейного капитала в межпоколенном аспекте и его роль в социальном статусе последующих поколений семьи.

Дореволюционная Россия (но крайней мере на европейской ее части) по укладу семьи преимущественно принадлежала к патриархальному типу. Как в элитарных, так и в народных слоях основной формой семьи была расширенная семья, состоящая преимущественно из трех поколений и большого количества детей, проживавших в основном в сельской местности. Поэтому система воспитания в ранние детские годы (до 10 лет) носила внутрисемейный характер. В.0. Ключевский определяет ее как систему домашнего воспитания, при которой в элитарных и образованных слоях для детей приглашали домашних учителей, исполнявших функцию сословного воспитания, а в народных слоях семейно-социальный опыт и трудовые навыки передавались в процессе непосредственного общения представителей старших и младших поколений семьи. Семейная поддержка, "семейственность" была одним из факторов становления жизненной карьеры отпрысков и на протяжении взрослой жизни [14]. Поэтому по характеру индивидуальной карьеры Россия традиционно принадлежала к поручительской, корпоративной европейской модели достижения успеха, где роль семьи и непосредственного окружения была главенствующей. Внесемейная система воспитания, существовавшая в городских рабочих семьях, была скорее исключением из этой модели, чем правилом, поскольку доля рабочих городских семей в общей численности населения была несущественной.

В первые послереволюционные годы система образования была полностью поставлена под централизованный государственный контроль и введена единая система образования для выходцев из разных социальных слоев, что привело к существенному ослаблению социализирующей роли семья как дифференцирующего фактора. По свидетельству одного из западных наблюдателей того времени, "Советское правительство сразу после революции повело борьбу с семьей. Для большевиков семья - это бельмо в глазу не только из-за ее консервативности. Их раздражает уже само существование этого единственного не контролируемого ими института, самобытной и замкнувшейся в себе ячейки, инородного тела в государстве, которое во всех своих остальных отсеках контролируется сверху донизу" [9].

Основой же государственной воспитательной политики было формирование работника без социальных корней, податливого винтика в механизме тоталитарной государственной системы. Это означало, что формировалась личность, не ориентированная на продолжение своих семейных или сословных традиций (и, более того, полностью оторванная от них), а личность, готовая к исполнению государственных интересов - унифицированная личность работника.

В государственной политике по отношению к семье можно выделить несколько этапов.

Провозглашенная законодательно в 1918 году "свобода брачных отношений" (а позднее - в 20-х годах - легализация абортов и признание гражданского брака) "не только быстро приблизила русскую, некогда отсталую, патриархальную семью к семье западного типа, но и существенно опередила самые смелые требования западного феминистского движения" [9, стр.71]. Эта политика, с одной стороны, освобождала женщину и открывала ей доступ в общественные сферы жизни, но, одновременно, и ослабляла семейные связи.

С точки зрения воспитательных функций эта политика на деле означала ослабление семьи и передачу воспитательных функций государственным учреждениям. В.И.Ленин в 1920 году на III съезде комсомола говорил, что в новых условиях задачи воспитания и образования не могут быть решены старыми способами. Этими задачами должны заниматься государство, общественные организации и институты [16].

Позднее, в середине 30-х годов, в период начала репрессий, И.В .Сталин провозгласил лозунг "дети не отвечают за своих отцов", оказавшийся как нельзя более подходящим идеологическим базисом для реализации идеи разрыва семейных связей. В реальной политике это не помешало отправлять в лагеря целыми семьями, но в государственной стратегии воспитания этот лозунг приводил к ослаблению влияния старших (и особенно дореволюционных) поколений на младшие. Экономической основой для такой политики служила массовая вовлеченность женщин-матерей в профессиональную деятельность и, как следствие, их физическая неспособность (в силу отсутствия времени) заниматься домом, семьей.

В последующие десятилетия "классического" (по выражению Ю.Левады) социализма (30-50-е годы) законодательная политика по отношению к семье существенно изменилась в направлении принудительной стабилизации семьи (законодательные акты 1936 и 1944 годов), однако, по свидетельству специалистов, инерционные разрушительные механизмы по отношению к семье продолжали действовать [20], оставляя основные воспитательные функции за государством. Система же массового образования, существовавшая в те годы в условиях жесткого идеологического контроля и информационной блокады, приводила к тому, что поколения учились грамоте и воспитывались только на идеологически "правильных" текстах, предложенных советской школой [15, с.27].

Дезинтеграция государства и семьи в 60-е и последующие десятилетия предоставила семье некоторую автономию (чему способствовали, например, массовый переход от коммунального образа жизни к проживанию в отдельных квартирах, появление типового разнообразия средних школ). Семьи получили большую возможность влиять на жизненный и образовательный путь своих потомков, система родственных связей вновь приобрела существенное значение. Однако к этому времени семья как социальный институт в целом уже утратила свой внутренний воспитательный потенциал и общественное мнение покорно свыклось с мыслью "пусть воспитывает государство". С этой позиции массового сознания родителей по отношению к детям мы неоднократно сталкивались в наших интервью, беседуя с родителями теперь уже взрослых детей. Такая позиция наиболее характерна для массового сознания рабочих семей - людей с низким уровнем образования.

Поэтому если рассматривать проблему трансмиссии с точки зрения "общего" - идеологической и экономической политики по отношению к семье, то можно предположить, что семья, как и вся сфера приватной жизни в тоталитарном государстве, находилась на обочине социальной жизни и перестала играть существенную роль в передаче социального опыта и семейного культурного капитала.

Однако, анализируя эту проблему с другой стороны, с точки зрения "конкретного", реального жизненного опыта существования семей, проблема представляется более дифференцированной и мозаичной, зависимой от исторического опыта семьи и ее социально-культурного статуса.

Как консервативный долговременный институт социальной жизни, семья проявляет способность к выживанию и приспособлению к изменившимся социальным условиям.

В частности, одним из способов такого приспособления в некоторых семьях стало привлечение к воспитательным функциям прародительского поколения.

Возможно, выдвинуть гипотезу, что в ситуации расширенной семьи при практическом выключении матери из воспитательного процесса (вследствие ее профессиональной занятости) эти функции принимала на себя бабушка и выступала в роли ретранслятора семейной культуры и собственного культурного статуса. В таком случае необходимо выяснить, действительно ли бабушки осуществляли эти роли в семьях разного типа; какой культурный капитал они транслировали и, если транслировали, то каким способом. Данный аспект исследования ориентирован на проблему функционирования семьи как социального института.

Если же рассматривать эту проблему с точки зрения социокультурной, то консервация социального опыта прародительского поколения и передача его следующему поколению, возможно, была единственным шансом выживания целого слоя дореволюционной культуры, который на общегосударственном уровне долгие десятилетия подвергался давлению. Уничтожение дореволюционных классов было результатом не только физических репрессий по отношению к представителям этих классов, но и политики разрушения передаточных механизмов трансмиссии классового социального опыта от поколения к поколению: документов, фотографий, материализованной памяти о жизни предыдущих поколений.

Исходя из данных посылок, нас будет интересовать, насколько бабушки в расширенных семьях выполняли функции "консервации" семейной памяти и передачи ее последующим поколениям, от бабушек ко внукам. Если такой механизм действительно существовал, то, как это отразилось на жизненной карьере внуков и их теперешнем социальном статусе?

Обратимся первоначально к данным официальной статистики.

Несмотря на влияние разрушающих факторов, сложная трехпоколенная семья осталась весьма распространенным, статистически значимым типом семьи до настоящего времени. Согласно статистическим данным, в 1970 году среди всех семей с брачными парами 23,7% были расширенными, т.к. включали в себя родителей или родственников одного из супругов и общих внуков. К 1979 году их доля уменьшилась до 19,7%, а к 1989 году - 17,1% . Однако, по сравнению с развитыми странами Запада и это невероятно много. Так, в США в 80-е годы многопоколенных семей всего 1,5% [17,с.Ю].

В России же среди молодых семей доля расширенных еще выше - 39,6%, т.е. на ранних стадиях существования молодой семьи и стадии рождения детей, большая часть супружеских пар живет в родительском доме. Специалисты связывают процесс затяжной (по сравнению с Западом) нуклеаризации семьи не только с историческими особенностями российской семьи (имеются в виду, прежде всего, семьи европейской части России), но и с социальными сложностями - например, в решении жилищной проблемы. Отсутствие возможностей в получении отдельного жилья для молодой семьи, а также низкий уровень системы дошкольных учреждений приводили молодые поколения к вынужденному длительному совместному проживанию со старшими поколениями и привлечению их к воспитанию внуков [20, с.19-20].

Согласно массовому опросу возрастной когорты, родившейся в 1965-1967 годах в г. Москве ' примерно треть из

______________________________

' Исследование проводилось в 1993 году в рамках лонгитюда "Пути поколения" и предусматривало в частности в Москве опрос 800 респондентов данного возраста. Подробнее об исследовании см. Введение.

@332

них в момент поступления в школу (то есть в 70-е годы), проживала с бабушками, и еще 45% были с ними в постоянном контакте - виделись не реже одного раза в неделю. Таким образом, большая часть современного молодого поколения воспитывалась при непосредственном участии бабушек [18].

В ходе этого исследования выявлялась связь между уровнем образования различных поколений в семье. При сравнении уровня образования бабушек и внуков была установлена следующая зависимость.

При наличии у бабушки высшего образования, у ее внуков такой же уровень встречается с 60% степенью вероятности, и только в 5% случаев у бабушек с высшим образованием внуки имеют низкий уровень образования (до 8 классов). Согласно тем же данным, низкий уровень образования бабушек (до 6 классов) не коррелирует с уровнем образования внуков: с одинаковой степенью вероятности их внуки могут иметь и низкий, и средний, и высший уровень образования. То есть уровень образования бабушек коррелирует с уровнем образования внуков только в высокообразованных семьях и не коррелирует в семьях с низким образованием. Существенно важным является также отсутствие такой зависимости между уровнем образования поколения "родителей" и "детей" в высокообразованных семьях. Фактор родительского образования влияет значительно слабее, а уровень образования отца оказывается малозначимым фактором [19].

Эти данные позволяют уточнить первичную гипотезу, сформулированную выше: механизм передачи культурного капитала и его воздействие на поколение внуков существенного различается в семьях с разным уровнем и типом культуры: если бабушки из "бывших" образованных слоев действительно являются трансляторами своей семейной культуры через поколение, то бабушки из рабоче-крестьянских (необразованных) семей ими не являются и выполняют другие социальные и семейные функции. Поэтому мы остановимся на сравнении роли бабушек в семьях, происходящих из разных культурных слоев более подробно.

Для анализа роли культурного семейного капитала в межпоколенном аспекте из массовой выборки расширенных семей были отобраны 30 семей, где внуки (поколение 1965-1967 г.р.) в детстве находились в непосредственном контакте с прародителями (поколение 1900-1915 г.р.).

Остановимся на одном аспекте существования расширенной семьи - отношении прародители-внуки. Первичным толчком для выбора данного аспекта исследования была информация, полученная в ходе глубинного интервью, где большинство респондентов называли свою бабушку наиболее близким человеком в детстве даже по сравнению с матерью.'

При этом для целей исследования среди расширенных семей были выделены две категории: семьи, где прародители происходили из семей бывших образованных слоев дореволюционной России (дворяне, богатые купцы, профессионалы - 8 семей) и семьи, где прародители являлись выходцами из необразованных рабоче-крестьянских семей дореволюционной России (22 семьи).

В ходе интервьюирования анализировалась их система отношений в годы детства внуков - 70-е годы.

Материалы исследования не всегда представляют возможность передать систему воспитания с точки зрения ее транслятора, то есть самой бабушки (в силу теперешней территориальной разобщенности семьи или смерти бабушки). Поэтому мы будем ограничиваться в основном воспроизведением системы воспитания со слов внуков, воспринявших

_____________________________

' В число проанализированных семей входили также семьи, проинтервьюированные в ходе биографического проекта под руководством Пола Томпсона. Автор выражает благодарность Полу Томпсону за любезно предоставленные первичные данные интервью.

@334

те или иные "символы культуры" от своей воспитательницы [8], которые в момент нарративного интервью вспоминались наиболее ярко.

Более конкретно анализируются две составляющие этих взаимоотношений:

а) семейные функции бабушек по отношению к внукам;

б) социальные функции бабушек как ретраслятора своего культурного статуса.

Подход к проблеме передачи социо-культурного капитала с точки зрения межпоколенной трансмиссии [2] является для России существенно значимым как с точки зрения внутрисемейной жизни, так и с точки зрения общественного развития в целом. Именно в протяженность жизни трех поколений (в нашем исследовании - прародителей, родителей, внуков) укладываются общественные перемены с начала века до современности. За время их жизни произошла ломка традиционного российского общества, становление и развитие классического советского строя, и его крах и выбор дальнейшего пути.

Рассматривая этот отрезок в истории России в межпоколенном аспекте, один из известных исследователей Ю.Левада характеризует поколения следующим образом: "Советская история знала лишь одно поколение "вполне советских" людей. Хронологически это, в основном, поколение (когорта) вступивших в активную социальную жизнь в 30-50-х годах. Предыдущее поколение было переломлено революционными потрясениями и лишь отчасти приспособилось к новой для него жизни. Последующее - встретило и, в общем, с готовностью приняло кризис и распад всей системы". [15, с.28]. Общепризнанным в литературе является тот факт, что "советское" (родительское) поколение оказалось неспособным воспроизвести свои культурно-социальные ценности в следующем поколении.

Возвращаясь к нашей теме, этот вывод исследователя, относящийся к макроуровню, возможно, объясняет, почему и на микроуровне (то есть в наших саsе studies), респонденты называли своих бабушек в качества основного воспитывающего агента в семье, что и предопределило выбор объекта исследования - поколений прародителей и внуков.

Дедушки и бабушки респондентов, как первое послереволюционное поколение выходцев в основном из рабоче-крестьянских слоев, обладали в целом невысоким уровнем образования: из массовой выборки в 800 респондентов в г. Москве среди их бабушек преобладали люди с начальным и неполным средним образованием: большинство (52%) - с образованием до 6 классов, а высшее образование имели всего 6%.

Дедушки были несколько более образованными: у 24%-образование до 6 классов и высшее образование - у 20%. То есть большинство в поколении прародителей не обладало высоким уровнем формального образования и, следовательно, не могло передать своим внукам большого культурного багажа.

В дальнейшем речь пойдет преимущественно о бабушках, так как большая часть дедушек не дожила до сознательного возраста своих внуков, во-первых, в силу различных социальных катаклизмов, "выбивавших" в первую очередь дедушек; во-вторых, в связи с более ранней смертностью мужской части населения по сравнению с женской. Поэтому в памяти респондентов в основном остались бабушки и общение с ними.

Поколение дедушек и бабушек, родившееся в дореволюционные годы (1900-1915 гг.), входило во взрослую социальную жизнь в первые послереволюционные десятилетия. С одной стороны, в детском возрасте оно унаследовало определенные черты дореволюционной сословной культуры; с другой стороны, в уже более зрелом возрасте освоило культуру новых слоев советской России.

Однако, что представляется наиболее важным, именно в рамках внутрипоколенного развития прародительского поколения произошел разрыв двух культур и, как следствие, прервалась связь в межпоколенной трансмиссии социального опыта до - и послереволюционной России. В связи с этим представляется интересным, что из своего противоречивого культурного наследия дедушки и бабушки передали своим внукам в качестве "культурного капитала" и каким способом осуществлялась эта передача.

Как уже говорилось выше, большинство российских семей были выходцами из рабочей, а чаще всего крестьянской среды. Для большинства таких семей, характерно отсутствие детализированной семейной памяти о своих дореволюционных предках. Типичной ситуацией при интервьюировании является нежелание говорить о них или же отсутствие достоверной информации, чему способствовали многочисленные факты фальсификации семейных документов в послереволюционные годы (замена имен, подтасовка метрик о рождении, ликвидация семьей материальных символов памяти, в том числе фотографий своих предков).

Как правило, выходцы из рабоче-крестьянских низов скрывали свою религиозность, службу в белогвардейской армии, принадлежность к репрессированным и т.д. Все это привело к тому, что в большинстве случаев были утеряны элементы дореволюционной семейной культуры, произошло разрушение семейной памяти и культурного капитала как такового.

Интересно заметить, что подтасовка документов встречается и у выходцев из элитарных слоев дореволюционной России, но, несмотря на это, память образованных семей не утратила и реальную информацию о предках. Все эти годы у элитарных семей сохранялась как бы "двойная" память. В памяти же выходцев из низкообразованных слоев под влиянием "официальной лжи" реальные события стерлись. Интересно привести здесь свидетельство одной из респонденток (девочки 40-х годов из рабочей семьи): когда в школе ученикам велели писать свою биографию, она знала, что должна срочно бежать домой, за "шпаргалкой", где было перечислено, что надо писать о своих родственниках. Она так запуталась в реальных и измененных датах и событиях, что мать специально для нее приготовила такую информацию, совпадающую с требованиями официальных властей.

Другой респондент, выходец из рабочей семьи, рассказывал:

В результате утери семейной культуры и разрушения культурного капитала дореволюционного периода, механизм семейно-сословной идентификации и корпоративной поддержки был разрушен. Его заменил механизм индивидуальной карьеры: каждое новое поколение семьи начинало свою жизнь с нуля, и если кому-то удавалось выбиться в люди, то только благодаря индивидуальным заслугам. В таких семьях наиболее типичным способом социального становления является уход из семьи после окончания школы и начало жизни отдельно от семьи: миграция, армия, отъезд на учебу без дальнейшего возвращения в лоно семьи.

Далее...