Родная моя!

Ты тут вот отчаиваешься, а фактически всмотрись: у тебя есть теплая комната с удобствами, сразу получила место 360 руб. + алименты да еще уже подработала 175 руб. А отчаиваться, что Лорик больна, незачем. Вспомни, как я приехала в Иглино с вами, а в кармане 60 руб., и не умерла я. Работала за 150 руб. в месяц и не плакала. Работала на двух работах, приходила домой в 1 час ночи в холодную комнату, а вы из-под одеяла высовывали головы с вопросом: "Принесла, мама, хлеба?" И я отдавала свой пай - 0,5 кг хлеба - вам. Тайком отрезала кусочек, чтобы завтра утром вам же дать на завтрак. И я не плакала. Я не говорила, что я жить не хочу, хочу умереть. Вспомни: Нелли умерла, и я, стиснув зубы, молча глотала слезу, не дав скатиться другой. Ну, а если и Лорик умрет, разве в этом конец жизни твоей? Смерть Лео не уложила меня в постель, продолжала работать. Удары судьбы нужно переносить стойко и не склонять голову.

Вспомни, сколько я горя перенесла, а разве я пала духом? А ты ведь только начинаешь жить, и уже для тебя свет не мил. Рано пасуешь! Стыдно! Ты не обижайся на меня. Я понимаю, что тебе тяжело без близких, но что же делать? Терпи, "привычка свыше нам дана, замена счастию она". Все блага жизни сразу не даются. Их надо завоевывать.

Целую крепко вас обеих. Мама.

23 января 1950 г.

Родная моя!

Написала заявление о розыске Вольдемара, жив или нет. Если последнее подтвердится, что его нет в живых, то может многое измениться в положительную сторону. Это мне посоветовали сами оттуда. А вдруг близок конец. Уже не верится, что мы будем вместе.

16 февраля 1950 г.

Роднуля моя!

А я сегодня видела такой сон. Вижу, Ленин сидит за столом. Я к нему - расспросить его о твоей возможности перейти в партию. Начинаю объяснять, но, не дойдя до момента ареста отца, кто-то перебивает нас, и разговор остается незаконченным. Затем вижу отца, он по блату достал мешок сахара-рафинада, и мы его с ним стараемся незаметно внести в комнату.

Очень рада успехам Лорика. Как только явится возможность, с 7 лет ее нужно учить музыке. Ты мой подарок ко дню рождения получила и купи что-нибудь, чтобы хранилась долго моя память. А потом мне напишешь, что купила. Здесь мне купить негде, а в городе скорее достанешь. Напиши, как прошел день рождения твоего.

20 апреля 1950 г.

Родная моя!

Наконец, пришел ответ на мой запрос о папе. Он умер в 1943 в мае в Уфе в тюрьме. Теперь сказали мне, чтобы я не медля собирала документы на освобождение. Теперь есть надежда через полгода встретиться с тобой. Господи, неужели настанет этот радостный час. Пошлю запрос на станцию, сколько стоит билет до ст. Чарджоу. А вдруг отказ? Но нет, не думаю. Приложу копии о смерти Леопольда. Теперь будем жить надеждой на свободу, а затем - на встречу. Мама и баба.

26 июля 1950 г.

Моя родная!

У нас станица сегодня в трауре: умер начальник МГБ. Два месяца, как назначили его сюда, и после операции аппендицита скончался. Гроб с его телом стоит в клубе, почетный караул. Поехали за оркестром. В семье тяжелая утрата: ему только 30 лет. Высокий, интересный человек, осталось двое детей малых. Завтра похороны.

Вчера была в клубе. Приезжий драмтеатр ставил пьесу Островского "Богатые невесты". Сегодня в кино "Голубые мечи". Идем, конечно.

Целую крепко вас, мои золотые. Ваша мама и баба.

29 августа 1950 г.

Моя родная!

Завтра подаю заявление на освобождение. Через 4-5 месяцев буду ждать ответ. Жутко ожидать зиму. Эти бураны, холодящие душу. Одиночество без ласки родной души особенно чувствительно. И как тяжело сознавать, что нет надежды на светлое будущее. Только работа рассеивает меня, потому что я люблю работать, но сознание, что висит надо мной дамоклов меч, становится тяжелее. Но ничего не поделаешь, надо переносить, как заслуженную кару. Сама виновата, что не бросила отца.

9 ноября 1950 г.

Здравствуй, моя дорогая!

Ответа мне еще нет. Жду в конце декабря. Одно убивает меня, что всем отказывают. Сама знаешь, чертов Запад и проклятая Америка не могут успокоиться, что СССР так быстро встал на ноги; они видят, что социалистический строй превосходит капиталистический. Вот они и бесятся, боятся, что сегодня-завтра им капут. Все это отражается и на моем положении. Мне нечем доказать, что я люблю свою страну, что я преклоняюсь перед такими высокими замыслами, как великие стройки Сталинграда, Куйбышева, Каховки, Туркмении. Мне верить не могут. Что ж, будем ждать, авось придет мне помилование. Ты только не отчаивайся. Цыганка сказала, что через два месяца будет у меня большая перемена в жизни. Так что жди радости через два месяца. Значит, приеду внуков нянчить. А пока наберемся терпения.

25 января 1951 г.

Дорогое мое чадо!

Спасибо за переписанные стихи. С болью в сердце прочла стихи Лео. Бедный мальчик. Погиб во цвете лет. Но я счастлива, что он кончил свою жизнь в борьбе за родину. Самая красивая смерть. Нет у меня фото Лео. Пришли хоть миниатюрку. Хоть взглянуть иногда на дорогие черты.

27 января 1951 г.

Моя дорогая!

Пока мы были с Соней двое квартирантов, а теперь еще прибавилось двое. Переехали две особы ссыльные после лагерей. Одна из Минска. Осуждена за то, что вышла замуж за офицера русского, перешедшего к немцам, в общем, изменника. Другая - из Витебска - за то, что состояла в союзе молодежи немецкой. Нигде не работают, живут посылками из дому. Никуда же не принимают на работу в учреждения. Летом посылали на уборку хлеба. Что посеял, то и жни. Если бы не хотели, то могли бы не выходить замуж или записываться в союз. Помнишь, как дедушка замуровал, тетю Инну и (неразборч.- И.Т.), чтобы не попались немцам. А дядя мой, почуяв, что не миновать ему лап немецких, так он сам покончил с собой, чтобы только не коснулись его руки врага. А у них страх перед смертью убил чувство гордости русского человека, чувство патриотизма. Вот почему я и говорю: "Что посеял, то и жни".

30 марта 1951 г.

Моя дорогая!

Итак, отказ!.. Но ты не отчаивайся, т.к. нет ничего удивительного. Я не протестую. Сама знаю, что особенно доверять не приходится. Если бы всем прощали, то подлецы наделали бы много гадостей. В мою душу не влезешь, а доверять всем нельзя.

Моя вина, что я была женой такого человека, каким был твой отец и мой муж. Если четырнадцати лет высылки недостаточно, чтобы искупить мою вину, буду терпеть, сколько положено. Мне одного хотелось бы, чтобы дали возможность умереть около тебя.

5 мая 1951 г.

Здравствуй, моя дорогая!

Начинаю нервничать с переводом. А вдруг и здесь отказ. Вчера перед сном думала, думала. А если я тебе испорчу жизнь? Ты будешь со мной жить, и твоя карьера снова надломится, как на заводе. Из ВЛКСМ, конечно, ты скоро уйдешь по возрасту, а в партию не примут из-за родителей. А, может, мне остаться здесь, не появляться на твоем горизонте. Чтобы хоть по службе не ограничивали тебя, чтобы общество не чуждалось тебя, не обходило тебя. Может, и к лучшему, если получу отказ. Мы не подумали о твоей жизни. Меня ужасно гнетет мое положение. Может, было бы лучше ждать освобождения и приехать к тебе свободной с паспортом. Не хочется до конца портить твою жизнь. И, если придет отказ, не отчаивайся. В этом смотри, как провидение судьбы, которая все-таки хранит тебя, твое имя, твое общественное положение. Нет худа без добра. А быть отщепенцем общества хуже смерти. В наш век, когда наша Родина стала передовой страной в мире, когда с именем советского человека связано все прекрасное - героизм, честь великого борца, - я живу, как отброс человечества. Мне не верят, что я всей душой слилась со своим народом, что я с восторгом слежу за ростом нашей Родины, за стройкой великого коммунизма. Это черное пятно меня жжет, жжет мою душу. А к кому пойдешь и скажешь, а скажешь, не поверят. И трудно доказать. Вот почему не хочется ехать к тебе, чтобы от меня не падала моя черная тень на тебя. Я не имею права на внимание общества. Раз выступила в клубе, получила бурные аплодисменты, а теперь не приглашают потому, что "зачем высланная будет получать аплодисменты, а не наша молодежь?" Вот тебе моральная пощечина. За что? За то, что я имела мужа-врага. Жила с ним, как кошка с собакой и в результате плюс высылка, как неблагонадежного человека... Тяжело... Так тяжело, что порой не хочется показываться на людях. К ссыльным не хочется идти, чтобы больше себя не запачкать. Свою среду презираю, а в настоящее общество мало принимают меня, и неудобно навязывать себя, зная свое черное пятно.

Целую горячо. Ваша мама и бабуля.

14 мая 1951 г.

Моя дорогая!

Да!... Видно, пока не судьба жить вместе. Не отчаивайся. Все перемелется. Разобьем американского дракона, и будет легче всему народу. Устроилась я неплохо. А ко мне и не думай ехать. Для смягчения разлуки будем чаще писать друг другу.

Но их прожить должно хватить терпенья.

И, чтоб задачу эту облегчить,

Не забывай, родная, свою маму,

И письмами почаще навещай.

Но о посылках забывай. Тебе стыдно и мне стыдно получать от тебя помощь, когда я еще в состоянии прокормить себя.

4 августа 1951 г.

Моя дорогая, родная доченька!

Получила сегодня твое прискорбное письмо. Поплакала с тобой. Утрата тяжелая... Но что поделаешь... Видно, так суждено.

Успокойся, мое золотце, нужно было и эту чашу выпить, как она ни горька. Успокойся, не терзай свою душу. Возьми себя в руки и сохраняй здоровье для Лорика.

Я так была рада, что Людочке стало хорошо, что день рождения Лорика не будет омрачен болезнью. Оказывается, вышло иначе. Ну что ж, такова судьба.

Успокойся, возьмись за питание, а затем за учебу. Надо учиться, учиться и учиться. Избери себе специальность, готовься в заочный техникум или готовься за десятилетку, а затем в ВУЗ. Я буду тебе помогать. Только подумай, куда тебя тянет. Тебе только 28 лет. За 7 лет ты будешь специалистом, догонишь своих сестер двоюродных. С твоими способностями ты легко все усвоишь. Если удастся в ВУЗ поступить, то твоя жизнь в корне изменится. Людочка освободила тебя, так ты в память о ней должна учиться. Увидишь, как все пойдут тебе навстречу. Будешь учиться и найдешь себе достойную судьбу.

Целую крепко вас обеих. Ваша мама и баба.

8 августа 1951 г.

Моя дорогая!

Очень беспокоюсь о твоем здоровье. Возьми себя в руки и береги себя для Лорика. Людочка избавилась от мучений, а тебя освободила. Она ушла к Нелли. Там они познакомятся и будут играть вместе - тетя и племянница. Возьми себя в руки, подгони свою работу, займись рукоделием, оно успокаивает нервы, а потом за учебу. Как у тебя дела с переходом в партию? Как твоя секретарская работа в ВЛКСМ? Не освободили тебя за бездеятельность? Теперь ты более свободна, займись профсоюзной работой. Не надо отставать от общественной работы. Надо расти. Увлечение домашними заботами тянут женщину назад. Когда она уходит в хозяйство, то покрывается плесенью. Хозяйка хорошая - это похвально, а общественница стоит выше. Эта работа благороднее и дает развитие, да и жизнь проходит интереснее и содержательнее. Кроме того, советую не пропускать ни одного кино. Это дает тоже большое развитие. Сейчас часто показывают работы на стройках коммунизма. Разве не интересно посмотреть, как идут работы, какие механизмы применяются? И смотришь с гордостью, что это мы, советские люди, строим без помощи Запада. Они ведь, проклятые, у нас теперь должны учиться. Вот почему они затевают третью войну, чтобы не уступить никому свое первенство, а фактически они уже уступили, мы их перегнали.

Целую крепко вас обеих. Ваша мама и баба.

17 ноября 1951 г.

Моя дорогая!

У нас в станице большое волнение: в ФЗО берут из района 1000 человек, в том числе из школы 40 человек. Берут неуспевающих учеников, хулиганов и переростков. В число их попала и дочь моих хозяев, ей 16 лет, а она только в пятом классе, и учеба ей туго дается. Мать в отчаянии. Девочка прибегала ко мне, я ее успокаивала, что приобретет специальность. Показала фото в газетах, где засняты токари, сборщики, фрезеровщики. Она со мной согласна, но жалко маму.

Ну как Лорик чувствует себя? Ты с ней занимаешься? Она знает буквы? Когда-нибудь дождусь ее личного письма. Сколько счастья будет для меня читать ее дорогие каракульки. Квартира у меня теплая, контора теплая, а больше мне ничего не надо. Лишь бы не выгнали с работы. Целую горячо вас обеих.

1 декабря 1951 г.

Моя дорогая!

Ты собираешься писать Швернику (Шверник Н.М. (1888-1970), советский государственный, партийный деятель, с 1946 г. Председатель Президиума Верховного Совета СССР). Спасибо, родная. Но сейчас не такие времена, чтобы шли навстречу. Кроме того, ты живешь в пограничной республике, следовательно, мне туда не разрешат переезжать. Пока поживем врозь. Вот успокоятся черти на Западе или передохнут, тогда можно двигать дело. Господи, хоть бы их собственный народ передушил. Подумать только, Черчилль, толстая свинья, снова появился на арене и хрюканьем своим думал запугать нас. Так-то мы и перепугались. Пускай пожирнее откармливается - будет хорошее мыло, а его требуется много, чтобы дочиста после них вымыть загаженные ими места.

Я пока работаю, пока меня терпят на работе. Хотя мне уже 56, но я не выгляжу дряхлой старухой. Правда, рожица моя очень сморщилась, зато на душе ни одной морщинки. Хочется петь - пою, девушки танцуют - и я с ними. Они охотно танцуют со мной вальс.

Вот тебе и бабушка.

Целую вас горячо, мои дорогульки. Ваша родная.

5 декабря 1951 г.

Моя роднуля!

С днем рождения, с днем великого братства народов, уничтожением классов, днем равенства! Нет у нас привилегированного класса, все имеют право на все, было бы у него призвание, желание.

У нас в больнице лежит ссыльный врач. У него болит позвоночник, и он не может ходить. Сегодня я навестила его. Целый час разговаривали. Какой он красивый! Ах! Где мои 20 лет? Или хорошо, что мне 56 лет, а то погибла бы. Лежит уже два месяца, и нет надежды на выздоровление. Надежда, конечно, есть, но здесь нет курорта. И неизвестно, как долго он пролежит. В Галиче остались жена и дочь. Письма получает очень часто. Вот так-то, моя дорогая. Столько драм в жизни, а твоя матушка еще бродит, песенки напевает, анекдотики откалывает. Так что обо мне не горюй. Как видишь, люди хуже живут. Я дала ему свои журналы "Смена" и "Крокодил". Наши врачи снабжают его медицинской литературой.

Целую. Ваша родная.

27 декабря 1951 г.

Здравствуйте, мои дорогие!

Здесь я снова на таком положении среди общества, что забывают, кто я. Все очень любезны, ко всем получаю приглашение, но работа не позволяет ходить по гостям. Я не скучаю и не чувствую себя отщепенцем общества.

Да, ведь сегодня день рождения папы. Ему пошел бы 66-й год. Был он не от мира сего и хорошо, что ушел на покой. Жаль только Лео... Какой он был чудный мальчик, и как сложилось все трагично... Ты одна у меня осталась радость. Твои письма согревают мою душу. Господи, хотя бы ты была счастлива!.. Целую тебя и Лорика горячо.

7 марта 1952 г.

Моя дорогая!

У меня маленький сдвиг в общественном мнении. Вчера в фойе подошел ко мне заместитель заведующего клубом. Начал с предисловия : "У меня к Вам, Зинаида Михайловна, очень большая просьба... мы просим Вас... помочь нам, т.е. не помочь, а принять участие в концерте завтра 7/III". "А в чем будет заключаться мое участие в концерте?" - спросила я его. "Спеть что-нибудь" - "Спеть?! Что Вы? А культпросвет, а райком? Ведь мне запретили выступать соло, а только в хоре разрешили. Нет, нет," - ответила я. Он меня остановил: "Все улажено и в культпросвете, и в райкоме. Поэтому я и прошу Вас". Я дала согласие.

Целую Мама.

8 марта 1952 г.

С днем 8 марта!

Вчера прошел концерт с успехом. Как ни страшно, но вся станица знала, что я выступаю. Хозяева встретили с поздравлениями. Хозяйка нашла, что я выглядела на 40 лет. Вспомнили еще одну участницу концерта - Валю. Она пела "Не брани меня, родная" и затем читала стихи детским голосом, как Рина Зеленая. Я ее поздравила с удачным выступлением и посоветовала идти учиться в театральную школу. Вышла на работу с опозданием, ровно в 9 часов, а ходьбы 10 минут. Встречаю бухгалтера райздрава Тасю Вдовину. Друг друга поздравили с 8 марта и решили, что сегодня имеем право опоздать. Тася говорит, что у нас горе. Валя после концерта дома повесилась. У нее был роман, но она не имела подруг, ни с кем не делилась. А герой ее романа - красивый парень, летчик. Но, как правило, физическая и душевная красота диаметрально противоположны. Записки Валя не оставила. Это плохо. Зачем уходить из жизни, оставляя безнаказанным виновника своей драмы. А он, конечно, будет отрицать не только связь с ней, но будет говорить: "Встречались просто так". А мужчин надо проучить. Уж очень они обнаглели. Не чувствуют за собой чувства долга, совести, порядочности. Сколько детей побросали! Конечно, Валя смалодушничала. В нашей советской стране никто ее не осудил бы, это не старая Русь. Она так была поглощена своим горем, что забыла, что она комсомолка. А жаль, талантливая девушка, и досадно за ее малодушие. А пока целую вас, мои дорогие. Мама.

31 марта 1952 г.

Моя родная!

Поздравляю со снижением цен. Ура нашему правительству! Что значит народное!!!

Вечер сидела у Гордонов. Он ссыльный, она приехала добровольно к нему. Он был работником Министерства внешней торговли, занимал должность заместителя директора выставок наших заграницей. Показывали фото, когда были в Париже, в Италии. На фото они сняты с писателем Алексеем Толстым и другими нашими великий людьми. А теперь... в комнате одна кровать, стол, туалет из ящиков. Но какие веселые люди, не хныкают, не кичатся, что они были великими людьми. Придешь к ним - всегда шутки, смех, анекдоты.

Целую горячо обеих. Ваша мама и баба.

29 мая 1952 г.

Моя дорогая!

Сегодня день рождения Лео, и я нахожусь под этим впечатлением. Какая-то тоска. Ты писала, что не можешь забыть Людочку. Разве можно забыть своего ребенка? Чем несчастнее ребенок, тем он дороже материнскому сердцу. И картина сегодня идет "Обездоленные". Все в унисон. Пойду посмотрю.

У нас жара. Дождей нет. Старики говорят, что дождей не будет, т.к. Валю-самоубийцу похоронили на общем кладбище. Следовало ее похоронить за чертой кладбища. Вот чудики божии. Будьте здоровы.

8 августа 1952 г. Новость в Пресногорьковке: я вышла замуж! Об этом мне сказала моя хозяйка. Я спросила ее: "А за кого я вышла?" - "За бухгалтера строительства Петропавловского совхоза, немца". Дым без огня не бывает, а дым появился вот откуда. С Гротом я знакома еще с Кустаная, куда нас спровадили в 48-м году. Сюда приехал банк с прорабом и вдруг меня по телефону приглашают на пикник. Поехали к озеру, это было в 7 часов вечера. Пробыли до 12 часов ночи. "...Смятые розы, в бокалах шампанское..." Прораб ухаживал за Натальей Ивановной (ссыльная медсестра), Грот - за мной, Колесниченко - за собственной женой. Хорошая компания, шампанского действительно выпили три бутылки. Я дала волю своим песням. Пела все: и старое, и новое. Окунулись в прошлое и восторгались настоящим и окружающей природой. Грот изливал свои чувства о безумной тоске, что он так меня благодарит, что я чуть-чуть окунула его в сказку прошлой жизни и без конца целовал мне руки. Ему 63 года. Отбыл в лагерях 5 лет, ссылки 4 года. Выдавал себя за латыша. По окончании срока, вместо свободы ему сообщили, что он не латыш, а немец, и останется пожизненно, как спецпереселенец. Жил он в Риге. Там у него жена, и сын в Красной Армии. Вот так мама и бабушка в 57 лет занимается амурными делами.

Целую мама.

22 января 1953 г.

Моя дорогая!

Завертелась и закружилась с работой + подготовка к Ленинским дням. Вчера дали концерт-пьеску "На страже безопасности", декламация и хоровое вступление - любимые песни Ильича. Один вечер у меня пропал: места не находила после сообщения о шайке врачей. Господи! Когда люди поймут, что народ выше всего, что капитал стоит одной ногой над бездной и не сегодня так завтра в нее свалится безвозвратно. Но вот эта страсть к Западу, к обогащению, самовластию никак не изживается у людей. Им нужны деньги ради денег, чтобы они лежали мертвым капиталом в банке, а на проценты они бы благоденствовали... США, Англия не могут уступить свое первенство России, которую они привыкли считать дикой, отсталой. Но они не сознают или не хотят сознавать, что их звезда закатилась и что Россия поднялась выше всех государств. Да, трудно им расстаться с фабриками, заводами и банками. Да, если бы не Октябрьская революция, разве бы мы имели Волго-Дон, Днепрогэс, преображенный Донбасс, намеченные великие стройки коммунизма? Разве капиталист думал о благосостоянии народа? Он вкладывал капитал туда, где рубль давал сто рублей. Я видела Донбасс в 1915 г., а теперь вижу его вновь. Такая перемена за 35 лет! Для такого преобразования срок малый, принимая во внимание времена гражданской войны и четыре года Отечественной войны. Жаль, что нет Ленина сейчас: увидел бы, как наш народ окреп, вырос и что сделал для себя. Вот думаешь обо всем, увлекаешься нашей текущей жизнью, с радостью и восторгом следишь за нашими стройками, а потом оглянешься на себя. А ты кто? - ссыльная, враг народа! За что? За мужа. Значит, во мне не было бдительности, я была ротозеем, я не чутко отнеслась к сложившейся ситуации. Конечно, я заслужила это наказание, которое длится уже 16 лет, а, может быть, и на всю жизнь. Если до сих пор у нас работают иуды, то ждать помилования не приходится и просить недостойно. Правда, в Пресногорьковке меня все знают как "Зинаиду Михайловну", фамилию редко знают. Мое имя популярно, но я чувствую на себе это клеймо, и оно жжет мою душу. И пою арию Игоря: "О, дайте, дайте мне свободу, и я позор свой искуплю".

10 марта 1953 г.

Моя дорогая!

Пора закончить письмо, начатое тобой после дня рождения. Ты начала писать, но нет времени закончить. Я не говорю о днях 6,7,8,9 марта, когда работа валилась из рук, когда мысли были заняты одним. Тяжела утрата. С Софочкой мы пролили не одну слезу. Осталась только вера в новое правительство и твердое руководство партии. Самое главное - это дать отпор агрессорам. А народ наш верен своему правительству.

Целую мама.

15 апреля 1953 г.

Моя дорогая!

В связи с амнистией я тоже вышла из колеи. У нас еще ничего нет. В МВД ждут циркулярного распоряжения. Пока уезжают матери, имеющие детей. Мы, конечно, будем во вторую очередь, т.к. мы в относительной свободе, а сейчас разгружают лагеря. Это вполне естественно. Когда все уедут, когда вся эта волна успокоится и меня не коснется, тогда и будем писать. Это предоставляю тебе. Мне самой неприятно. Раз отказали в 1951 г., то теперь снова лезть в глаза как-то неприятно, писать о себе: "Я хорошая, отпустите меня на свободу". Никто себя не считает плохим, а МВД виднее, они больше меня знают, достойна ли я быть свободной гражданкой или нет. Ты вот не стыдилась плакать о Сталине, а я скрывала свои чувства, боялась, что подумают, будто проливаю крокодиловы слезы. Нам ведь не верят.

Целую горячо обеих. Ваша мама и баба.

P.S. Если будет свобода, то дам телеграмму: "Выезжаю к тебе". А все-таки живу больше надеждой на встречу.

6 июня 1953 г.

Моя дорогая!

У меня нет ничего хорошего. Писали ссыльные в Москву, пришел ответ: "Осуждены правильно". Зачем писать? Чтобы и мне ответили: "В ссылке находится правильно". Раз считают меня социально опасным элементом, то разубедить невозможно. Как ни горько, но нужно смириться со своей судьбой. Хотелось бы мне переехать в Южный Казахстан. Все-таки ближе к тебе. Если на эту уступку мне не пойдут, тогда считай, что мне нет оправдания за то, что я была женой Заккита.

Наконец, у нас будет электрический свет. Разрешили даже электроплитки.

Писать будем теперь чаще друг другу. Вымучила меня эта амнистия. Все думала, вот получу свободу и дам телеграмму. Это ожидание сковывало все мысли. А валерианы сколько я выпила?! Теперь уже успокоилась, в душе все улеглось. Занялась вышивкой.

Целую горячо обеих. Ваша мама и баба.

17 июля 1953 г.

Моя родная!

Может быть, с крахом Берии дело двинется быстрее. Вот кошмар. Не знаешь, кому молиться. Но нас миллионы: когда-то очередь до меня дойдет.

28 июля 1953 г.

Родная моя!

У меня нет ничего хорошего. Одно сегодня обрадовало: это мир в Корее. Ты, конечно, с нетерпением ждешь ответ из Москвы. Моя дорогая, зачем ты создала себе лишнюю тревогу, трепку нервов. Если сын за отца в ссылке 15 лет и получила ответ: "Просьба отклонена, выслана правильно". Правда, это было еще при Берии, за месяц до его краха. Может быть, в этом тоже проявилась его подлая деятельность. Здесь живет в ссылке на 10 лет жена Министра финансов Украины Гринько². Муж ее расстрелян в 1938 г., она получила по амнистии снижение ссылки наполовину. В это воскресенье была у нее в гостях. Мое горе в том, что у меня нет срока, а поэтому нечего снижать. Видимо, останусь здесь до конца жизни. А пока будем ждать будущего лета, когда ты приедешь ко мне в отпуск.

Целую горячо обеих. Мама.

3 августа 1953 г.

Моя дорогая!

Смотрела картину "Под кардинальской мантией." Замечательная вещь. Рекомендую. Увидишь отца в молодости. Только прическа не такая. Такой же был горячий. В лице большое сходство. В общем, с ума сходила. Как жаль, что не могу быть на день рождения Лорика. Вот был бы праздник! 6/VIII - день смерти Лео. 9 лет! Ему было бы 29 лет. Одна ты у меня осталась и то в разлуке. Тяжело... Жду с нетерпением, когда Лорик пойдет в школу. Вот впечатлений будет! У бабушки в альбоме должна быть карточка отца в кавказской бурке и серой папахе. Попроси выслать ее тебе. Ведь нет ни одной карточки его.

Ваша мама и бабушка.

4 сентября 1953 г.

Моя дорогая!

Как ты считаешь, у вас можно найти мне работу? Пока хожу, пишу, нужно работать, фу ты, господи, опять поехала к тебе. Вот так мы с Софьей Алексеевной. В разговоре у нас всегда приставка: "если поедем", "если останемся". Я развожу цветы. У меня на подоконнике астра, "дамский каприз", петунья, мандарин двух лет, финиковая пальма три штуки. Муж главного врача обещал мимозы. Софья Алексеевна замечает: "Все останется здесь, когда поедете". А я отвечаю: "Если не поеду, то будут собственные лимоны и мандарины." Я говорю: "Капусту надо обязательно посолить". Соня отвечает: "Если поедем, все равно продавать кадушку, не стоит и покупать". Мой ответ: "А если останемся?" Вот так и проходит вечер. А ты наверное, говоришь "Когда приедет мама, то будет то-то и т.д." Правда? Как тяжело все это! И вдруг я не приеду. Это кошмар для обеих. А пока надеемся на встречу. Целую горячо обеих. Ваша мама и баба.

15 апреля 1954 г.

Моя родная!

Итак, я свободный гражданин! Сегодня меня вызвали в МВД и вручили справку об освобождении из высылки. Меня задерживает с выездом распутица. Берясь за перо, думала, напишу много, а оказывается, что мысли не вяжутся и не знаю, о чем писать. Ну, ничего, теперь имею право написать тебе: "Скоро встретимся".

До встречи. Ваша мама и бабушка. Мои родненькие, скоро буду у вас!

Публикация И.Б. Томан