Россия провозгласила официальный курс интеграции в европейское сообщество. Это означает принятие основных идеологических, социальных и экономических ориентиров стран с развитой рыночной экономикой. Центральное звено идеологии этих стран - современная концепция прав человека. Она претерпела существенную эволюцию и продолжает активно развиваться. С точки зрения исследуемой автором проблемы важно подчеркнуть, что сегодня международный закон менее, чем, скажем, десятилетие назад, акцентируется на фундаментальной ценности семьи для общества. конечно, никто не подвергает сомнению тот факт, что семья - базовая ячейка общества, но теперь особо подчеркивается ее исключительная роль для частной жизни индивида. В связи с этим за последнюю четверть века на повестку дня все чаще выносится вопрос об определении дискурса прав членов семьи и создании эмбрионной культуры внутри семейной структуры [2].

Почему "эмбрионной", если семейные традиции существуют тысячелетиями? Потому что сегодня речь идет о перераспределении неравной власти членов семьи. Необходимость такого перераспределения вызвана тем, что доминирующим типом семьи во всем европейском мире стала нуклеарная семья. Расширенная семья, осуществлявшая в прошлом экономическую связь и поддержку разных поколений, распалась. При этом возникла материальная зависимость детей исключительно от своих родителей, а женщин - в значительной мере от мужей. Нередко она имеет негативные последствия для тех и других. И внутренние семейные катаклизмы, заканчивающиеся разводом, и внешние, связанные с резким спадом производства, ставят детей и женщин в исключительно трудное положение. Экстремальный пример, каковым теперь является Россия, подтверждает данное заключение и говорит о необходимости скорейших законодательных изменений с учетом существующей мировой практики.

По данным российской микропереписи 1994 года, каждая пятая семья с детьми до 18 лет была неполной, причем в 94% случаев не было отца, в остальных 6% случаев не было матери. Кроме того, постоянно растет внебрачная рождаемость: в 1996 году вне зарегистрированного брака появилось 300 тыс. младенцев или 23% от общего числа родившихся [3, с.1] . Их экономические и социальные права очень слабо защищены, если защищены вообще.

Продолжая рассматривать семью в целом как частный, или "субъектный", институт (с точки зрения ее членов), мы будем в силу исторически сложившихся представлений ограничивать признание ее социальности, позволяя государству уповать на регулирующие функции существующей общественной морали и традиций (в том числе юридических). Тем, кто хотел бы сохранить статус кво семьи и традиции неизменными, международный закон по правам человека будет представляться непрошеным вторжением. Напротив, присоединение к договорам по правам человека откроет свободу к признанию современных модификаций семьи и, как логическое завершение этого признания, приведет к осознанию необходимости разработки новых механизмов законодательного урегулирования принципа равенства всех ее "нуклеарных" членов.

За такой постановкой проблемы можно при желании увидеть феминистскую идеологию. Однако любая идеология не произрастает на пустом месте. Глобализация гендерного неравенства внутри семьи и массовые нарушения прав детей во многих регионах мира сами собой выводят на формулировку идей и практических шагов, свойственных феминизму.

Лозунг "личное как политическое" уже взят на вооружение шахтерами и учителями, оборонщиками и учеными. В сегодняшних условиях тотального нарушения базовых прав человека, полуазиатская Россия не считает его более экстремистским. И хотя в контексте семейных отношений и отношений к женщине этот лозунг еще не прозвучал, это дело недалекого будущего. По крайней мере женщины африканского континента, долгое время противопоставлявшие свои взгляды эмансипаторским идеям белых американок, теперь сами приводят доказательства феминистского постулата: права человека - это также права женщин [4, c.694]. Как только африканки поставили вопрос: а что же является первостепенным - локальное или глобальное? - многое стало на свои места. Такая постановка вопроса высветила важные проблемы, поскольку они были сформулированы на фоне международного бессилия и пренебрежения к геноцидным изнасилованиям в Руанде, бывшей Югославии, Чечне, Афганистане и Сомали.

Войны и социальные катаклизмы делают более видимым то, что в мирной жизни удается сохранять незамеченным. Экономические и политические системы различных государств как в период крушения, так и в период наращивания своей мощи, используют женщин как средство для реализации своих текущих целей. Эти системы при все м своем многообразии остается глубоко патриархальным по типу технологий расчленения населения на физически сильных и слабых на вошедших в политическую элиту и не вошедших, на получивших экономическую власть и ее не имеющих (читай женщин и мужчин).

Сегодня это возможно благодаря двум одновременно действующим факторам: 1) в силу морально-культурных традиций нуклеарная семья остается сферой доминирующей ответственности женщин, 2) при этом за данной сферой сохраняется статус приватной, конвенционально закрытой для публичного вторжения без юридически оформленного запроса со стороны ее членов. Но сам по себе юридический запрос не может быть оформлен на ином языке, чем принятый в рамках устоявшейся традиции, и уж тем более включать требования ее пересмотра. "Никто не может подвергаться произвольному и незаконному вмешательству в его (ее - М.М.) личную и семейную жизнь...", - записано в статье 17 Международного билля о правах человека [5, c.37], однако государства в лице работодателей напрямую и косвенным образом постоянно осуществляют это вторжение, поскольку рассматривают женщин, имеющих детей, в качестве вторичной рабочей силы. Именно исходя из их семейного положения и наличия так называемой "личной жизни", женщинам предлагают заниматься менее статусной работой. Таким образом, экономически подчиненное положение женщин в семье и весь порядок внутри семейной субординации, закрепляются снова.

Говоря о патриархатной традиции, рассматривающей мужчину в качестве основного кормильца, было бы наивно останавливаться на ее дискриминационном характере только по отношению к самому мужчине или к женщине. Дело гораздо серьезнее, так как, она насильственна по отношению к семье в целом и, конечно же, к детям. История возникновения названной традиции связана с широкой семейной кооперацией, вбиравшей большое число мужчин-родственников, подменявших один другого при смене жизненных обстоятельств. Когда-то она была эффективной, но ее последовательная реализация в условиях нуклеаризации семей - высшее свидетельство ригидности патриархатной системы.

Стремление сохранить позицию основного кормильца при любых жизненных обстоятельствах ставит мужчин в положение исключительно жесткого психологического и экономического прессинга, что в случае неудачи нередко приводит к алкоголизму, производственному и даже криминальному риску для жизни, суицидам. Растет смертность и снижается продолжительность жизни мужчин. Поэтому главное требование либерального феминизма - создать для женщин равные возможности на рынке труда - следовало бы рассматривать не только как стремление к равенству полов, а, в первую очередь, как естественное желание иметь более безопасные условия жизни для себя, мужей и детей.

К сожалению, принятые впервые в Великобритании Акт о равной оплате труда, а также Акт о половой дискриминации [6, с. 536] не смогли радикально изменить ситуацию ни внутри этой страны, ни внутри других стран, последовавших ее примеру. Чтобы стать действенными, эти акты потребовалось дополнить еще одним , который служит примером непосредственного регулирования государством семейной жизни . Речь идет о введении института равного родительства и предоставлении отпуска по уходу за ребенком любому из родителей в соответствии с их желанием. На этом мы остановимся более подробно ниже, а сейчас подчеркнем еще раз, что вынесенная в заглавие проблема выводит за рамки чисто экономического, демографического или психологического анализа семьи.

Речь идет о ее социальности, то есть открытости для многовариантных модификаций через смену менталитета и устоявшихся образцов поведения супругов, требующей пластики гендерной идеологии во временном и кросс-культурном измерении. Такое понимание социальности выходит за рамками общепринятых представлений. Если мы обратимся к новейшему российскому энциклопедическому социологическому словарю, то найдем следующее объяснение: "Поскольку супружество и родительство получают социальную санкцию, моральное и правовое узаконение, а вместе с ним общественную и государственную поддержку, семья выступает как социальный институт" [7, с.663]. В таком определении институционализация семейного союза возникает благодаря существующим государственным установлениям. Чтобы семейный союз получил необходимую защиту, он должен с ними согласовываться. Тогда любое рассогласование, возникающее в связи с пересмотром гендерных ролей, автоматически становится внеинституциональным. Попробуем раскрыть эту проблему глубже, начав с рассмотрения основных понятий.

Очень важно сразу подчеркнуть, что ни одно из понятий, вынесенных в название данной работы, не имеет устоявшихся дефиниций. Речь идет о "семье", "приватности" и о "правах человека". Возникает вопрос: как же работать над проблемой, которая представляет собой уравнение с одними неизвестными? Вероятно отслеживать динамику этих понятий в историческом и национально-культурном срезах. Тогда возникает другая проблема - необходимость оперировать слишком широкими определениями, вбирающими все самые различные варианты рассматриваемых социальных феноменов. Но широта определений влечет за собой широту интерпретаций. Порок это или достоинство социальной науки? Каждый человек дает собственный ответ на данный вопрос. И этот ответ существенно зависит от его познавательных установок (объективизм - релятивизм) и жизненной идеологии (консерватизм - либерализм). Как бы они не переплетались и не менялись местами, никто не свободен от определенных позиций в своем стремлении объяснить происходящие общественные процессы. Автор данной работы тоже не беспристрастна: в статье использована феминистская оптика видения приватности и прав человека, которая проистекает из неоклассического понимания "патриархата", даже если принимать во внимание все великое множество его проявлений в разных культурах.

Патриархат - господствующая идеология, которая может быть преодолена только благодаря культурной и социальной революции. В эпоху раннего модернизма патриархат как таковой не был свергнут, исчезли только его традиционные формы. Его новое развитие связано с так называемым "братским" патриархатом, в котором братство мужчин, было включено в знаменитый социальный контракт. Благодаря этому контракту они получили права как граждане, а женщин и других членов общества в него не включили. В связи с этим, женщины были обречены подчиниться авторитету мужей в соответствии брачного контракта, который в значительной мере являлся контрактом сексуальным [8, с.193-194]. Владимир Соловьев по этому поводу пишет: "Французская революция, с которой ясно обозначился существенный характер западной цивилизации как цивилизации внерелигиозной, как попытки построить здание вселенской культуры, организовать человечество на чисто мирских, внешних началах, французская революция, говорю я, провозгласила как основание общественного строя - права человека вместо прежнего божественного права. Эти права человека сводятся к двум главным: свободе и равенству, которые должны примиряться в братстве"[9, с.7].

Приватность рассматривается как часть дихотомии наряду с публичным и означает сферу семейной жизнедеятельности, изолированную от оплачиваемой работы и политической активности. Разделение между домом и работой, личным и политическим - результат индустриализации и урбанизации. Оно "гендеризовано", то есть закрепляет женщин и детей за приватной сферой, а взрослых мужчин за публичной. Идея сепаратных доменов для мужчины и женщины внедрена в общество в XIX веке благодаря возникновению среднего класса и получила выражение в социальной политике и законодательстве XIX века [10, с.498].

Права человека. В отличие от гражданских прав могут быть не защищены законом. На практике определенные политические институты, существующие в различных государствах, затрудняются установить различие между этими двумя видами прав. В США, например, Билль о Правах приравнивает человеческие права к гражданским. В Великобритании в силу отсутствия печатного билля о правах принято говорить о гражданских правах как о гражданских свободах [10, с.73].

Семья - группа людей, связанная родственными или сходными близкими отношениями, в которой взрослые несут ответственность за воспитание их биологических или усыновленных детей [9, с.219]. Семья- социальная группа, характеризующаяся общим местом проживания, экономической кооперацией и воспроизводством. Она включает взрослых обоего пола, из которых по крайней мере двое поддерживают социально одобряемые сексуальные отношения, и одного или больше детей, собственных или усыновленных, от сексуально сожительствующих взрослых"[6, с.455]. Семья - общественный механизм воспроизводства человека, отношения между мужем и женой, родителями и детьми, основанная на этих отношениях малая группа, члены которой связаны общностью быта, взаимной моральной ответственностью и взаимопомощью [7, с.663].

Из всех трех наиболее распространенных определений семьи два последних не учитывают весьма широко распространенную структуру семьи из одного родителя с ребенком (или двух однополых родителей с ребенком или без него. И это не случайно, так как подобная структура является отклонением от традиционной патриархатной модели семьи. Наряду с общими семейными ценностями здесь возникают специфические адаптационные механизмы и ценности, важность которых трудно переоценить с точки зрения прав человека. Чтобы они были замечены и учтены в законотворческой деятельности государств, разработана концепция семейного окружения (family environment). Термин впервые использован в Конвенции по правам детей и в Африканской Хартии по правам и благополучию детей [11].

Концепция имеет приложения за рамками биологической семьи и развивает понимание необходимости поддерживать все позитивные атрибуты семьи как социального института независимо от сформировавшейся структуры. Семейное окружение может сохранять социальные роли семьи за счет предоставления ее членам шелтера, эмоциональной поддержки, экономической помощи, обучения искусству социализации. Таким образом, концепция семейного окружения расширяет традиционные представления о семье и преодолевает исторические и неоправданные биологические ограничения защиты семейной жизни.

Семейное окружение может быть персонифицировано не только друзьями и соседями. В развитом гражданском обществе оно включает членов community - людей, создавших добровольные объединения по месту жительства, работников различных медико-психологических центров, неправительственных организаций и т.д. То есть речь идет о целом звене посредников между семьей и государством, которые способны сохранять приватную жизнь человека без непосредственного вмешательства государства. Когда же гражданского общества нет, эта приватность невольно попадает под непосредственное воздействие различных государственных структур через осуществляемую ими демографическую и социальную политику. Зависимость семьи преимущественно от этой политики безусловно означает разрушение приватности. С другой стороны, отсутствие такой политики вообще в условиях несформированного гражданского сектора оставляет членов семьи мало защищенными перед лицом больших социальных катаклизмов.

Важным элементом семейного окружения является церковь. Однако степень доверия к этому институту варьируется в зависимости от его способности откликаться на непосредственные нужды людей не только через молебенные служения, но и через непосредственные гражданские акции. Таковых у российской православной церкви в силу ее бедности пока слишком мало. Кроме того, модернизация нашей церкви идет преимущественно через проникновение чуждых православию религий и сект, а само православие пользуется архаичным старославянским языком, малопонятным послевоенным поколениям людей.

Так или иначе, проблема защиты приватности и границ вмешательства государства в семейную жизнь поднималась многими фамилистами. В последней монографии Антонова А.И. и Медкова В.М. "Социология семьи", в частности, приводятся следующее основные принципы семейной политики: принцип суверенности (независимости семьи от государства), принцип общественного договора, принцип свободы выбора семьей любого образа жизни, принцип единства целей федеральной и региональной политики и принцип социального участия [12, с.246]. Принцип суверенности расшифровывается авторами следующим образом: "...семья независима от государства и имеет право принимать любые решения, касающиеся ее жизни, совершенно самостоятельно, сообразуясь лишь с собственными целями и интересами." [там же, с.247]. Далее совершенно справедливо отмечается, что принцип суверенности семьи недостаточно просто декларировать или даже законодательно установить, "поскольку он останется пустым звуком без соответствующей экономической основы, т.е. без наличия у семьи возможностей либо осуществлять производство или заниматься бизнесом на базе семейной собственности, либо беспрепятственно получать доход от наемного труда или от занятия творчеством или практики свободных профессий".

Таким образом, признается, что через производство семья всегда будет находиться во власти государства. Эта связка "через" имеет ключевое значение. Государство - не общество, а механизм управления обществом. С точки зрения производства ему важна индивидуальная (физическая или интеллектуальная) способность/возможность человека участвовать в этом производстве, а семья выступала и будет выступать "отягчающим" фактором, "отрывающим" человека от производства. Поэтому проводником семейной политики должно быть общество в лице самых различных институтов(принцип социального участия), и оно должно осуществлять широкомасштабный контроль за деятельностью государства.

Конфронтация общества и государства, достигшая весьма серьезных масштабов, неизбежно попадает в эпицентр анализа. Это проблема номер один. Вторая проблема - увязка деятельности тех немногочисленных и неокрепших гражданских субъектов семейной политики, которые есть, с действиями государственных структур в рамках согласованной стратегии.

Острота названных проблем столь велика, что на третий план постоянно отодвигается монополизация внутрисемейного пространства главой семьи (мужчиной или женщиной) за счет материальной и/или психологической власти, позволяющей обращаться с остальными членами семьи как с подчиненными. Тогда приватная сфера сама становится неким подобием государства, где наиболее сильному противостоят более слабые в лице остальных домочадцев. Традиционно у мужчин сохраняется больше возможностей занимать доминирующие экономические позиции в семье, кроме того, они обладают большей физической силой. Отсюда проблема домашнего насилия, но, опять-таки, если семья как маленькое подобие государства не располагает возможностью найти защиту в различных структурах гражданского сектора.

Таким образом, общественные организации неизбежно становятся главным звеном в защите права человека от внешнего и внутреннего произвола. В работах С. В. Дармодехина их деятельность рассматривается как важнейшее условие обеспечения "социальной безопасности семьи". Причем путь к этой безопасности определяется как "стык государственной политики и науки, а также усилий общественности и неправительственных организаций" [13, с.71]. Его С. В. Дармодехин также связывает с обновлением правовой базы и, что особенно ценно, с существенным расширением информационных возможностей" [там же].

Прогрессивные шаги в сфере защиты прав человека от государственного вмешательства и внутреннего произвола отдельных членов семьи существенно зависят от менталитета юристов, которые не стоят над обществом, а вбирают в себя все его достоинства и недостатки. И хотя до сих пор многие из них склонны утверждать, что "семья в политических документах и актах - это одно, а семья в актах правовых - совсем другое"[14, с.10], все-таки намечаются пути стыковки политической повестки дня с реальным развитием законодательства. Так, в статье "Кто же защити семью?" Ю.Королев пишет: "Что важнее, защитить ее внутренний мир от ссор, конфликтов, насилия в семье, плохого воспитания детей или же поддержать мир "внешний" - то есть обеспечить государственной помощью, пособиями, пенсией, образованием и отдыхом? Полагаю, здесь границу проводить не следует, обе эти сферы взаимозависимы, микро- и макро структуры семьи равнозначно важны для человека. Отсюда вывод: семью следует защищать не только как социальный организм, но и как конкретную персональную ячейку (иногда убежище) личности" [там же, с.14].

Тот же самый автор сделал краткий исторический обзор отношения государства к семье в советское время и очертил приоритеты в правовой защите семей в настоящее время [15]. Главный пафос его работы состоит в пересмотре многих норм, касающихся жизни семьи, во всех отраслях законодательства исходя из принципа: не семья для государства, а государство для семьи (для человека). "Семья - полноценный субъект права, она не должна быть только поставщиком трудовых, человеческих ресурсов, источником получения государственных доходов (продукты труда, налоги, сборы и др.). Охрана семьи, брака, детства, предоставление семье свободы в решении своих внутренних проблем, общая социальная поддержка - обязанность государства по отношению к семье" [там же, с.49].

Однако, как отмечает Л.С.Ржаницына, "хотя другого пути, кроме неизбежного укрепления социально защитных функций, у власти нет, эффективность социальной защиты для настоящего и будущего общества во многом зависит от избираемой модели, отличающейся в зависимости от степени вмешательства государства в экономику. Как известно, в мире сложились в основном две такие модели: а)социально-демократические ориентации с высокой ролью государства в обобществлении доходов и существенным значением общенациональных социальных механизмов управления (шведская модель) и б) неолиберальная (американская) с меньшей степенью государственного вмешательства в социально- экономические процессы вообще [16, с.85-86].

Поскольку макрополитика нашего государства строится на низкой заработной плате, то ясно, что шведская модель будет больше соответствовать российским условиям. Кроме того, этой модели больше соответствуют особенности социализации русских людей - сформированные у них ориентации, ценности, привычки. В этом смысле особенно ценно замечание М.Шабановой: Шабанова "Пусть в прежние времена их индивидуальность подавлялась и ограничивалась - сегодня они такие, какие есть. И оценивать динамику своей свободы они будут исходя именно из этой системы жизненных целей (ценностей), равно как и из изменений в возможностях и способах их реализации в новых условиях - нравится это кому-то или нет, прогрессивно ли это с чьей-то точки зрения, или нет" [17, с.89]. И далее: "В этом смысле свобода одинаково важна и для американца, и для японца, и для русского, хотя ее "конкретное наполнение" будет весьма различным. Если же какое-то конкретное представление о свободе, пусть даже самое прогрессивное с точки зрения каких-либо групп и обществ, расходится с представлением о свободе других групп и обществ, то в контексте нашего подхода такая свобода не может выступать универсальной ценностью, даже если признается на официальном уровне и разными способами насаждается... Любая из этих социетальных свобод в случае ее насаждения может воспринимается как ограничитель собственной свободы субъекта" [там же, с.90].

Как известно, при использовании качественной методологии изначально в исследовании не планируется проверка серии тесно связанных гипотез. Предполагается, что именно по ходу реализации проекта возникает большое количество описательных и теоретических проблем. По мере их возникновения проблемы становятся объектом рассмотрения и входят в набор представлений об изучаемом феномене. Затем им дается теоретическое обоснование. Идеальным является вариант, когда по ходу обоснования удается элиминировать предварительное воздействие любой теоретической модели. "Чистота" результатов в данном случае зависит от умения переориентировать исследование в свете неожиданных новых результатов, учесть множество появляющихся в поле зрения взаимосвязей, влияющих на изучаемое явление. Другими словами, работая в поле, можно менять фокусы исследования и корректировать выводы [17, с.267].

На стадии разработки своей исследовательской темы, которая звучала как нарушение социальных прав семейных женщин, я исходила из серии взаимоувязанных рабочих гипотез, имеющих открытый характер.

1) В ходе экономического реформирования России доминирующей стратегией выживания для большинства семей становится мобилизация традиционных механизмов функционирования семьи: ужесточение гендерного разделения труда внутри домохозяйств; 2) Среди проводников социальной политики попытки рассматривать интенсификацию деятельности домохозяйств как способ выхода из кризисного экономического состояния общества становятся все более популярными; 3) Социальные (общественные и профессиональные) притязания женщин противопоставляются семейным интересам и рассматриваются как альтернатива браку и ведущие к размыванию этических оснований брачных отношений; 4) Сами женщины, избравшие нетрадиционный путь адаптации к происходящим переменам считаются делинквентами, или неадекватными людьми, чье поведение отклоняется от нормы. 5) Понятие равных социальных прав женщин воспринимается как утопический лозунг и аргументация в пользу переструктурирования внутрисемейных отношений не работает; 6) Бремя по воспроизводству психологического равновесия и комфорта в семье ложится преимущественно на женщину, вследствие чего она вынуждена оценивать ситуацию социального отчуждения как добровольный и этически обоснованный выбор; 7) Именно гендерные стереотипы выполняют в семье главную регулятивную функцию построения взаимоотношений между супругами: интересы замужних женщин ограничиваются заботой о детях, близких и доме; 8) Специфика гендерных предписаний и норм применительно к семейной сфере состоит в том, что они романтизируются и преподносятся как составной элемент духовности или высокой (антирыночной) моральности русских женщин; 9) вынужденная рационализация семейной этики со стороны определенного типа женщин рассматривается как угроза сложившимся отношениям между брачными партнерами и признак надвигающегося матриархата; 10) обязательство женщин следовать правилу приоритета семейных ценностей над социальными внесемейными интересами считается краеугольным камнем сохранения семьи как социального института.

Далее...