Введение

Диссидентское движение было в последние годы объектом исторических, советологических и социологических исследований. Они охватывают различные аспекты диссидентства: идеологию, идейные истоки и наследие, социальную базу. Однако, гендерный аспект участия в диссидентском движении, разделение ролей между мужчинами и женщинами, еще не изучался. Исследование этих вопросов необходимо для понимания диссидентской среды, реконструкции ее повседневной жизни, изучения статусов, ролей и стратегий выживания диссидентов в условиях преследований. Изучение участия женщин в диссидентском движении важно также и потому, что оно вносит вклад в исследование проблем женского участия в политической деятельности, в том числе и в совершенно особой подпольной (нелегальной).

Объектом данной статьи является мотивация участия и сценарии вовлечения женщин в диссидентское движение; разделение ролей между мужчинами и женщинами в движении; особенности повседневной жизни диссидентов, обусловленные участием в оппозиционной деятельности и преследованиями властей. Исследование охватывает истории жизни трех групп участниц диссидентского движения: участниц подпольных групп (преимущественно 1956-65 гг.), оппозиционных кругов (1965-85 гг.) и участниц феминистской группы (1979-82 гг.).

В данном исследовании понятие "диссидентское движение" рассматривается в более широком смысле, чем "движение за права человека". Под "диссидентством" понимается сочетание инакомыслия и инакодействия, оно не подразумевает конкретной политической ориентации. Это совокупность мыслей и поступков, не соответствующих идеологии, нормам и ценностям советского общества, направленных на изменение или подрыв советской общественной системы. Под "движением" понимается "коллективное образование, действующее в течение достаточно длительного времени, целью которого является содействие или сопротивление социальным изменениям в обществе или группке, частью которой оно является." (Р.Тернер, Л.Киллиан, цит. по Здравомыслова 1993:18). Вопрос о периодизации диссидентского движения дискуссионен. С социологической точки зрения, "рассматривать сопротивление режиму как общественное движение возможно лишь по отношению к периоду, начавшемуся в 1956 году... XX съезд КПСС зафиксировал окончание эпохи безоговорочного господства ортодоксального сталинизма. Хрущевская "оттепель" стимулировала распространение не только инакомыслия, но и инакодействия" (Voronkov 1993: 940). Движение закончило свое существование около 1985 года, с началом реформ Горбачева, а окончательно оно прекратило свое существование после 1987, когда были освобождены политзаключенные и стали возможны открытые формы политической деятельности. Таким образом, движение существовало примерно тридцать лет (1956-85) и, "говоря об этом тридцатилетии, следует считать движение сопротивления единым, поскольку объективно главной целью его существования был именно подрыв монополии на идеологию и политическую деятельность" (Voronkov 1993: 940).

Диссидентское движение разделяют обычно на два этапа: период становления движения (1956-65 гг.) и правозащитный период (1965-85). Первая стадия движения проходила в Ленинграде так же, как и в других крупных городах. Возникло два направления общественного движения: "общее" движение, которое проявлялось в многочисленных дискуссиях в стенах Вузов и в домах интеллигенции, в появлении самиздата и магниздата, и "реформаторское" движение, участие в котором было небезопасно и в него были вовлечены немногие. В это время были предприняты первые попытки объединения для выражения политического протеста, а именно тайные политические кружки и подпольные группы.' В период после 1965 года характер диссидентского движения приобрел свою специфику по сравнению с движениями в Москве и других городах.

Специального исследования, посвященного специфике диссидентского движения в Ленинграде, еще не было проведено, но некоторые исследователи рассматривали этот вопрос. Например, историограф диссидентского движения Л.Алексеева, сравнивая движение в двух столицах, приходит к выводу, что развитие общественной жизни в Ленинграде шло в одном направлении с Москвой, оно "проходит те же стадии, но каждая из них в Ленинграде оказывается продолжительней, чем в Москве, и 'отставание по фазе' с течением времени не исчезает, а, возможно, углубляется." (Алексеева 1993: 270) По ее мнению, инакодействие в Ленинграде характеризуется также большей "подпольностью". Так, например, в Москве, подпольные группы как форма протеста к концу 60-х прекратили свое существование, тогда как в Ленинграде они продолжали существовать и в дальнейшем.

Анализ интервью и воспоминаний показывает, что ленинградское движение имело инфраструктуру, подобную московскому правозащитному движению. Так, функционировали сеть взаимопомощи (фонд помощи политзаключенным, "открытые дома"), сеть информации ("Хроника текущих событий", различные самиздатские бюллетени и журналы). При этом ленинградское движение было только отчасти "филиалом" московского, но в целом оно имело иную, в большей степени "культурную", чем "политическую" направленность. Судя по деятельности многих диссидентских кругов Ленинграда, целью их было прежде всего восполнение информационного вакуума в гуманитарных областях и открытие для свободной дискуссии произведений неизвестных западных и русских авторов и исторических документов и публикация их в самиздате.

Исследование проводилось методом коллективной биографии². Было проведено 18 свободных биографических интервью³ (интервью о жизненном

¹ о подпольных группах периода 1956-65 гг. см. Иофе 1982,1991.

² метод коллективной биографии (прозопрография): исследование общих отличительных черт группы исторических действующих лиц через обобщенное изучение их жизненных путей. (SchroederW, 1985)

³ о биографическом интервью см. Fuchs W 1984.

пути) с бывшими участницами ленинградского диссидентского движения. В интервью рассматривались следующие темы: детство; юность; школьные и студенческие годы; формирование мировоззрения и инакомыслия; политические взгляды; мотивы, побудившие к участию в движении; агенты рекрутирования; любовь, семья, воспитание детей; образование, профессия и работа; деятельность в диссидентском движении; опыт заключения или поездок на свидания в лагеря. Полученные интервью обрабатывались при помощи качественного контент-анализа.⁴

Об особенностях женских рассказов о своей жизни и о различиях между восприятием своей биографии мужчинами и женщинами писали многие исследователи автобиографий. Например, Альбрехт Леманн указывает на существенные, по его мнению, различия между рассказами о жизни мужчин и женщин: "Женщины переживают такие же периоды жизни, как мужчины, и они включены в тот же процесс исторического развития. Однако, их жизнь движется по иным рельсам, чем жизнь мужчин... Течение жизни мужчин и женщин имеет разные центры. Если мужчина, как правило, живет, прежде всего, своей профессией, то "женский" рассказ о жизни нередко представляет собой историю брака." (Lehmann 1983: 50-51) Хотя по отношению ко многим женщинам, это не полностью правдоподобно, такую тенденцию можно проследить и на примере интервью с диссидентами. Особенность информантов-женщин заключалась в том, что, независимо от уровня образования и профессионального статуса, они больше и подробнее рассказывали о повседневной жизни своей семьи, о ежедневных проблемах, о своих детях, чем мужчины из их круга. Эти особенности женских рассказов делают их ценными источниками как для изучения биографической ситуации участниц движения, так и для реконструкции субкультуры диссидентской среды.

Сравнение рассказов о жизни участниц диссидентского движения позволяет реконструировать обобщенный жизненный путь героинь данного исследования. В этой коллективной биографии отражены основные этапы социализации женщин и факторы, оказавшие влияние на их вовлечение в оппозиционную деятельность.

Участницы диссидентского движения принадлежат к различным биологическим и социологическим поколениям⁶. Среди них те, кто принадлежит к поколению "шестидесятников" (родившиеся до войны), и те, кто родился в 50-х - начале 60-х годов. Их социальное происхождение (место рождения, профессия родителей, их образовательный уровень, материальное положение семьи) было различным. В диссидентском движении участвовали женщины, родившиеся в Ленинграде и в провинции, в семьях рабочих, военных, интеллигенции... и т.д. Таким образом, социальное происхождение не было дифференцирующим фактором, отличавшим участниц оппозиционной

⁴ О качественном контент-анализе см. Mayring, Ph. 1988.

⁵ "рассказ о жизни" соответствует англ. понятию "life-story" и немецкому "Lebensgeschichte". 3 Различия между биологическим и социологическим поколением рассмотрены К.Манхеймом в статье "Проблема поколений" (Mannheim 1978). О социологическом поколении шестидесятников и социальной базе диссидентского движения см. Vbronkov, V. 1993.

деятельности. Наиболее значимы были события периода вторичной социализации: вовлеченность в неформальные кружки и среды, прочитанные книги и критически воспринятые общественно-политические события, конфликты с советской системой и влияние "значимых других". Рассмотрим подробнее эти этапы социализации:

Формирование мировоззрения и инакомыслия, критического взгляда на окружающую действительность было во многом обусловлено социализацией в дружеской среде, где дискутировались происходящие в обществе события и процессы, обсуждались книги и фильмы, в обмене мнениями рождались различные идеи. Чаще всего такой средой были неформальные кружки. Для периода оттепели, в конце 50-х и в 60-е годы, было характерно возникновение кружков среди комсомольских активистов, объединенных вначале совместной общественной деятельностью. В семидесятые годы это чаще бывали кружки по интересам (например, литературные объединения). Для участниц феминистской группы характерна социализация в кругах "второй культуры".

"Глаза открылись немножко, когда я поступила в университет. И у меня появился доступ к литературе, к книгам. Матмех всегда отличался этим, туда поступали люди, которые мыслили самостоятельно, отличались оригинальностью мышления. В этом смысле мне повезло, потому что я столкнулась в университете с неординарными людьми. Скорее всего, знакомство с людьми дало толчок к критике. На матмехе люди сохраняли традиции старой аристократии, считалось, что человек должен уметь и знать все. Поэтому люди, которые там учились, интересовались литературой, живописью, все писали если не стихи, то прозу... играли на гитаре, сочиняли песни. Там был такой кружок, интересы кружка были достаточно разнообразны. Ну и, конечно, были разговоры в духе Галича, что хотелось бы свободы." (М.М, 1957 г.р.)

Важным фактором, формирующим инакомыслие и подталкивающим к сомнению в существующем режиме, были общественно-политические события, переживаемые в период вторичной социализации и обсуждаемые в кругу знакомых. Наиболее значимыми в интервью с оппозиционерами "шестидесятники" назвали следующие события, происшедшие в стране и за рубежом: XX съезд КПСС, забастовки в Польше и венгерская революция, происшедшие осенью 1956 года, Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который проводился в Москве в 1957 году. Местные (ленинградские) события этого периода, оказавшие влияние на их современников - это открытие выставки Пикассо в Эрмитаже, а также студенческие дискуссии и волнения на площади Искусств в декабре 1956 года.

"А потом наступила осень со всеми ее трагическими событиями одновременно. Это был Суэцкий кризис, потом следом за польскими начались венгерские события. Венгерские события стали очень серьезной вехой. Потому что молчать больше было нельзя." (И.В., 1932 г.р.)

На последующее поколение оппозиционеров наибольшее влияние оказали: ввод советских войск в Чехословакию (1968) и в Афганистан (1979), кампания по осуждению в прессе Сахарова и Солженицына (1973). Эти события обсуждались в кругу "своих", и нередко они служили поводом для акций протеста.

"Когда вошли в Чехословакию наши танки, я это услышала по радио. Впечатление было ужасное. Я помню, что я заплакала." (Т.Щ., 1930 г.р.)

Для участниц диссидентского движения характерна активная жизненная позиция. Они организовывали различные мероприятия в школе, вузе, интересовались литературой, историей, искусством. На почве общественной работы или в процессе учебы из-за невозможности найти ответы на свои вопросы у учителей и в книгах, возникали и открытые конфликты с советской системой, и внутренние конфликты, что было важным фактором формирования инакомыслия.

"Началось осознание коммунизма как помехи в духовном развитии человека. И я почувствовала невозможность оставаться в этих пределах, тем более, насильственных таких. Возникло желание больше узнать, скажем, о христианстве - я наткнулась на то, что книг нет, ничего нет. Даже в Публичной библиотеке в рубрике "Христианство" я нахожу книги только по научному атеизму. И возникла такая как бы внутренняя оппозиция постепенно." (Т.Щ., 1930 г.р.)

Характерно для женщин было то, что к личному участию в деятельности их подтолкнуло знакомство и близкие дружеские отношения с оппозиционно настроенными "значимыми другими". Как правило, это были знакомые, обладавшие авторитетом. Социализация в их кругу, идентификация с ними, а затем желание принять участие, в общем деле и помочь способствовали раскрепощению и перерастанию пассивного инакомыслия в готовность к инакодействию. Также для женщин было очень характерно вовлечение в диссидентское движение через любовно-романтические отношения и замужество.

"Стремление к справедливости, оно еще в школе стало проявляться, а не было возможности реализовать. И эту возможность реализации дали они, ребята, друзья. Они мне помогли самореадизоваться, потому что можно быть один на один со своими мыслями, а куда их деть, не знаешь." (Л.К., 1939 г.р.)

"Разумеется, муж расковал меня... Дал мне возможность более свободно и раскованно думать, я уже не говорю даже, что действовать." (И.В., 1932 г.р.)

В социологии общественных движений разработаны различные модели участия, которые по-разному отвечают на вопрос: кто и почему участвует в движениях, какие социально-психологические характеристики личности толкают ее к вовлечению в них. Так, С.Липсет считает, что предпосылкой участия в радикальных движениях являются авторитарные установки личности. У.Корнхаузер, Р.Нисбет, О.Клапп выделяют поиск идентичности, поиск новых форм коллективности как значимый фактор, толкающий к участию в движении. Г.Кантрил и К.Кенистон считают, что причиной вовлечения в движения является поиск смысла происходящего, и мотивом участия является приверженность ценностям-целям движения, совпадение ценностей личности и движения. Дж. Гешвендер, Л.Зурхер и др. формулируют модель относительной депривации. Причиной участия в движениях является, по их мнению, социально-психологическое состояние, которое характеризуется несоответствием экспектакций личности ее реальному положению. "Согласно этой модели, люди становятся участниками общественных движений, когда разрыв между желаемым и действительным достигает порогового значения" (цит. по Здравомыслова 1993: 45-47). Р.Тернер и Л.Киллиан подвергли критике представление о том, что участие можно объяснить каким-либо одним мотивом. Они показали, что "мотивы участия в движении разнообразны. Ими могут быть стремление к самореализации, ориентация на цели движения, честолюбие, корыстные интересы и пр. В движении принимают участие люди, имеющие различную мотивацию, разные обстоятельства жизни, разные убеждения" (Здравомыслова 1993: 49). Эта точка зрения представляется наиболее убедительной и применимой к данному исследованию. Рассмотрим, какие мотивы побудили женщин-диссидентов к участию в оппозиционной деятельности.

Анализ интервью показал, что мотивы участия женщин в подпольных группах (в 50-х - 60-х и позже) и в деятельности диссидентских кругов 70-х - 80-х были одинаковы, тогда как мотивы участниц феминистической группы существенно отличаются от них. Поэтому мотивы участия и сценарии вовлечения в движение будут рассмотрены отдельно для каждой из этих групп.

Симпатия к участникам движения и желание оказать им поддержку была наиболее сильным побудительным мотивом, обусловившим не только пассивное инакомыслие и согласие с ценностями-целями движения, а личное участие в нем. Это было связано и с тем, что те люди (друзья, подруги, любимые мужчины и мужья), за которыми женщины пришли в оппозиционный круг, были для них самыми авторитетными, и инициатива, исходящая от них, вызывала полное доверие, желание присоединиться и оказать содействие.

"Надо чтобы как-то так была высказана идея, она должна так прийтись по душе, чтобы я что-то делать стала. А чтобы я стала что-то делать, надо чтобы меня еще попросили и сказали: "Кроме тебя некому!" Меня интересуют конкретные дела все-таки. Конкретное дело, не идея, а живые люди. Если что-то надо от меня, так я могу делать." (Н.Л., 1950)

"Насчет той деятельности... Я наверное, добрый человек, у меня всегда было стремление не брать, а отдавать, мне хотелось теплом согревать." (Л.К., 1939 г.р.)

Приверженность целям-ценностям движения.

Этот мотив не был наиболее значимым для личного участия, но он был фоном, на котором происходило вовлечение в движение, и который обусловил знакомство с инако действующим дружеским кругом, в деятельности которого женщины впоследствии приняли участие. Для женщин, как правило, не были характерны создание собственных оригинальных идеологий, поиск возможных путей развития России, написание теоретических текстов. Такие виды деятельности были более характерны для мужчин, особенно для лидеров-идеологов, которые были в каждом оппозиционном кругу и в каждой подпольной группе. Для женщин был первичен поиск авторитетов, причем показателем авторитетности была, в первую очередь, не образованность идеолога, а человеческая надежность. Нередко, найдя авторитетных "значимых других", они полностью принимали доминирующую в своем кругу идеологию и, как правило, не подвергали ее сомнению:

"Эти идеи несли люди, которых я уважала, я знала, что они умные, чистые и порядочные, и что они не могут думать плохое, И поэтому, идеи эти очень быстро меня покорили. Правда, я не очень читала классику, а так приняла на веру." (Н.Г., 1939г.р.)

"Я доверяла ребятам, Когда мы с ними разговаривали, я, в основном, слушала, Они были подготовлены теоретически. (.) Они говорили, что это тоталитарный режим, который давит на личность. Они теоретики были грамотные, и я, конечно, им очень верила и могла им помогать. И я знала, что это люди чистые, бескорыстные, которые действительно жили во имя того, чтобы всем было хорошо. Так что многое было основано на доверии." (Л.К, 1939г.р.)

Бывали случаи (см. "декабристский" сценарий вовлечения), когда диссидентство было вторичным, т.е. сами идеи, инакомыслие имели меньшее значение, и преобладающим мотивом было стремление оказать содействие мужу. Но чаще всего идейная основа участия в диссидентском движении у женщин присутствовала. Ее суть заключалась в неприятии закрытого советского общества, где нарушались гражданские права, ориентация на борьбу за права человека в целом, а, прежде всего, за свободу чтения, дискуссий для себя лично и издание независимой прессы.

"Человек рано или поздно чувствовал себя глубоко оскорбленным. Я прекрасно знала, мы все видели, все понимали, кто там сидит в этом Политбюро, и кто эти чиновники, которые осуществляли цензуру. Мне было оскорбительно, что там сидят какие-то тупицы и распоряжаются тем, что мне читать, что мне не читать, быть мне верующей или не быть. И это для меня имело очень большое значение, т.е. это, я думаю, была защита личности - просто у меня мотивы были такие - защита своего достоинства как личности и свободы. (Т.Щ., 1930 г.р.)"

Неудовлетворенность жизнью проявлялась чаще всего в двух сферах:

а) в частной жизни - одиночество, поиск коллективной идентичности;

б) в общественной сфере - отсутствие самореализации. Анализ интервью показал, что в биографиях молодых участниц диссидентского движения прослеживается общая черта: сразу после школы они отделились от семьи и самостоятельно обеспечивали свою жизнь, принимали все ответственные решения. Это происходило в результате отъезда на учебу в другой город, ранней смерти родителей или разлуки с семьей по разным другим причинам. Этот фактор способствовал поиску круга людей, объединенных тесными товарищескими узами, в котором теплые дружеские отношения, в частности, с людьми, старшими по возрасту, могли заменить отсутствующую поддержку родительской семьи. У части женщин, вовлекшихся в движение в возрасте 30-40 лет, поиск коллективной идентичности был связан с несложившейся "женской судьбой": несчастной любовью, разводом, отсутствием детей. Это мотивировало их к поиску интересного круга общения и новых друзей.

Поиск профессиональной самореализации как мотив участия в диссидентском движении прослеживается, как правило, у участниц оппозиционных кругов 70-х - 80-х годов. Этот мотив нехарактерен для участниц подпольных групп 50-х - 60-х годов. Это иллюстрирует сравнение их историй жизни.

Для молодых участниц подпольных групп 50-х - 60-х одной из наиболее значимых ценностей было получение высшего образования и профессиональный рост.

"У меня уже родилась дочь, но когда я закончила институт, мне так хотелось еще учиться, снова ходить по этим коридорам, слушать лекции, и я пошла в аспирантуру. У меня был диплом с отличием, я сдала на все пятерки вступительные и поступила на ту кафедру, на которой я специализировалась, Я была на кафедре с девяти до девяти, иначе было не успеть все сделать. Я была очень увлечена наукой." (Н.Г., 1939)

Эти женщины были активными участницами дискуссий и мероприятий времен хрущевской оттепели. Участие в подпольной группе было лишь одной из сторон (и часто не самой значимой) их разносторонней деятельности. Либеральная обстановка периода оттепели не предвещала ареста, и арест их самих или их мужа был для них неожиданным и нарушил их профессиональные планы. Через несколько лет после освобождения всех членов семьи они снова нашли приемлемую для себя возможность самореализации в профессии. Таким образом, диссидентство как уход из общества, как позиция аутсайдера не было их сознательным выбором, оно оказалось скорее стечением обстоятельств.

Женщины младшего поколения, участницы диссидентского движения 70-80-х годов, стали участвовать в движении, когда уже было известно, что диссидентство рассматривается как противозаконная деятельность, что участие в движении делает невозможным достижение высокого профессионального статуса и даже затрудняет получение высшего образования. Вовлечение в диссидентское движение было в этом случае выбором инакодействия в ущерб профессиональной самореализации. Часть участниц этого периода изначально не были ориентированы на получение высшего образования и профессиональный рост. Диссидентство заменило им профессию. Они искали работу, где не было идеологического контроля, которую было не жаль потерять, которая не требовала много времени и давала возможность заниматься "своими делами". Они принадлежали к "поколению дворников и сторожей", работая надомными машинистками, сторожами, вахтерами, уборщицами, операторами котельной.

Далее...