Поэтому если женщина отказывает, то это понимается как простой "запрет" на мужскую естественную склонность, тем более что в соответствии с общим пафосом фрейдовской доктрины (которая у нас сейчас столь популярна), границы сексуальной свободы нужно как можно больше расширять (что в наше время граничит с незаметным оправдыванием даже наиболее одиозных случаев, таких как изнасилование, сексуальное оскорбление детей и т.д.).

Иными словами, одним из самых существенных "достижений" этой культуры нужно признать ее трактовку сексуальности. Удалось до такой степени выдать черное за белое, что это воплощение властных отношений представили прямо-таки как опыт сопротивления. Этого было бы невозможно сделать, если бы не была применена особая тактика, при которой та же самая маскулинистская власть, которая накладывала строго определенный запрет, обеспечивала и дозволенность его нарушения, причем, конечно, строго регламентированного. Отсюда и видимость сопротивления (сопротивления, которое, однако, почему-то никоим образом не обеспечивает успеха тем, кто его не имел!).

В русле этой доктрины тот факт, что женщины нередко оказывают сопротивление сексу, выгодно представлять в виде обычного культурного стереотипа, а не политического по своей природе сопротивления. Более того, само изнасилование здесь понимается как то, что вызвано женским сопротивлением, а не мужской насильственной навязчивостью. При таком понимании изнасилование провоцируется женским сопротивлением сексу (женщины должны признать, что секс есть то, что он есть). Иногда считается, что мужчины насиловали бы меньше, если бы у них был более свободный доступ к женщинам, впрочем, при таком понимании женщину вообще нельзя изнасиловать просто потому, что секс понимается как полностью совпадающий с изнасилованием, и, стало быть, все в порядке.

Для нас отношения секса - это протополитические отношения. По нашему мнению, именно с помощью секса и было сфабриковано такое тело, которое стало возможным субъектом политических отношений, поэтому говорить об освобождающей роли секса неприемлемо. То, что называют сексуальностью, пишет в этой связи Мак Киннон, - это динамика контроля, через который мужское доминирование эротизирует как мужчину, так и женщину. Сценарий оскорбления вписан в сексуальность: "ты делаешь то, что я говорю". Эти текстуальности становятся сексуальностью. Формы тут разные: от интимных до институциональных, от взгляда до изнасилования. Основой является то, что мужское сексуальное желание сотворено так, что оно не может удовлетвориться раз и навсегда, в то время как мужская сила романтизирована, даже сакрализована и натурализована через подведение под сам секс.

Здесь становится видно, что сексуальные процессы определяются побуждением к насилию. "Именно ненависть - открытое или скрытое желание нанести ущерб, обиду другому лицу - вот что умножает сексуальное возбуждение", - пишет другая исследовательница Р. Столлер ²⁰⁾. Связь секса и применения силы будет постоянно рассматриваться как нечто случайное до тех пор, пока наконец не будет осознано, что применение силы в сексе - это и есть сам секс, а не нечто внешнее ему, что именно на этом замешан опыт принуждения, когда женщина насильственно побуждается к тому, что описывается как ее собственное желание, и не менее насильственно трактуется и мужской опыт. В этом смысле сама мужская эрекция - это то, что сексуальность означает в культурном смысле: ее здесь "делает" женский страх, женская ненависть, беспомощность ребенка, ранимость женщины или смерть, то есть постоянно возобновляемое отношение обладания-подчинения. Говоря другими словами, всеми имеющимися в ее распоряжении средствами культура осуществляет возгонку маскулинистского желания обладания и унижения женщины, это желание систематично облекается в грубую и по сути дела человеконенавистническую форму, а потом мужчине предписывается кое-как заглушать его на собственный страх и риск.

При этом производится довольно откровенная подмена: секс рассматривается как источник силы и удовольствия и в таком виде и выставляется напоказ. Но для женщины-то по сути дела предписывается совершенно другая парадигма поведения - это претерпевание насильственности, позора и оскорбления, которые никак не являются основным и центральным опытом удовольствия. Поэтому-то к такому опыту необходимо искусственно приводить через дополнительные рычаги культурного контроля.

За счет чего же осуществляется это приведение, за счет чего обеспечивается определение статуса женщины как вторичного именно в сексуальном плане? Существует множество черт, которые это должны утвердить. Одну из основных ролей здесь играет презентация самости женщины как красивой вещи, подчеркивающая ее вынужденную пассивность. Бытие вещью, существующей для сексуального использования, очень глубоко присуще женственности как социальной конструкции. В этом пункте оформляются условия уже гендерного неравенства, это показывает саму сексуальность как динамику неравенства полов.

Низведение человека до уровня вещи, до того, что ниже человеческого существа, здесь культурно санкционировано и выступает как основная мотивирующая сила сексуальности. Эта система не могла бы не только воспроизводиться, но и появиться на свет, если бы не было такого социального института патриархатной культуры, как порнография.

В этом отношении патриархатный тип культуры создает соответствующую ему норму "исследовательски-половой" активности мужчины, замешанной на желании подавления. Для иллюстрации этого положения сначала обратимся к подборке высказываний, собранных одной из французских исследовательниц Ф. Партюрье, высказываний из литературы даже не собственно порнографической, а вполне респектабельной - из произведений маститых писателей Ж. Батая, де Сада, А. Миллера. Эти высказывания характерны для упомянутого типа сознания: "...я использую женщину в соответствии с моей необходимостью как пустую круглую коробку", "...состояние ее ума и сердца можно абсолютно не принимать во внимание...", "...чувствуете ли вы жалость к цыпленку, которого едите, нет, вы об этом даже не думаете, то же и с женщиной...", "...чтобы самому получать удовольствие, нет никакой необходимости давать удовольствие им. Мужчины могут рассматривать их как сотворенных для себя, чья слабость должна служить единственно объектом мужского презрения...", "...твои руки не принадлежат тебе так же, как и твоя грудь..." и т.д.

Хотя приведенная подборка включает в себя отнюдь не самые выразительные фрагменты, как вы понимаете, есть и еще более грубые, но даже и здесь явно намечен как момент исследовательски-познавательный, так и момент желания оскорблять и унижать - попытка конституирования "казненного пола". Женщина в этих фрагментах рассматривается наподобие ритуальной жертвы, с нее в конечном итоге должны сорвать ее идентичность, она должна быть открыта внеперсональному насилию (как признавал тот же Ж. Батай). В соответствии с этим образом, она должна всегда быть "в цепях", должна быть избита, подвергнута наказанию. Маскулинистская тактика здесь состоит в том, чтобы сбить с ног, а потом поучать, однако этим дело не ограничивается. Если мы будем прослеживать порно-логику как таковую и до конца, то обнаружим, что (и это иногда и демонстрируется в порно-фильмах) возникает желание не только представить пытку женщины и разъятие ее на части, но и желание увидеть убитой самою актрису, поскольку женщина в данном случае рассматривается как заложница, чье существование желательно задавать через постоянное не-существование. Она должна существовать только и строго, когда она интересна мужчине, а когда неинтересна, то должна отправляться в небытие до следующего раза.

Все, что есть "не-Я", понимается тут как враждебное "мне", чужое, как "враг", поскольку есть отличное подсознательное ощущение своей вины и неправоты перед этим "Другим". Эта некрасивая логика традиционной парадигмы взаимоотношения между полами, диктуя мужчине в принципе отношение к женщине как к жертве, имеет своим следствием потерю способности самого мужчины пережить "Другого" в полноценном опыте, это - ярчайшее проявление разрыва, который отделяет здесь одно человеческое существо от другого в момент их, как нас заставляют считать, "интимной" связи.

Как нам представляется, такая интерпретация полового поведения, отнюдь не единственно возможная. Здесь становится понятно, почему западная пресса была так возмущена заявлением некоторых феминисток о том, что половые отношения сами по себе не безнравственны. За это СМИ (которые многократно доказывали свою приверженность "клубничке") обвинили их в половой распущенности. В ответ феминистки говорили, что действительно не понимают половые отношения как нечто дурное, вот спекулировать на этом в символическом и культурном плане - это действительно дурно. Но в том-то и дело, что для того, чтобы выглядеть позором, половые отношения должны показывать "присущий" женщине мазохизм, ее "распутность", а это должно снижать уважение женщин к себе самим.

Говоря иными словами, феминистки считают, что это дурно только в определенных условиях, причем "виноваты" в этом не половые отношения, а сами "условия", что между практикой порнографии и человеческим половым поведением как таковым нет необходимой связи. Эта связь возникает только в рамках определенной системы ценностей, где женщин ненавидят потому, что их желают, потому, что мужчина ощущает грубую нехватку, стоит перед фактом своей очевидной недостаточности, которая инспирирована этим типом культуры. В этих условиях пол отделен от жизни. Иначе трудно было бы им так явно управлять. Логика порнографии - это логика классического тренажа и дисциплинирования. Поэтому становится понятным, почему вся соответствующая литература, вопреки очевидности реальной жизни, изображает женщину как существо, имеющее единственное желание - быть порабощенной. На деле же к этому желанию женщину нужно постоянно принуждать.

Порнография - это форма социального признания доминирования маскулинистской идентичности, форма, может быть, наиболее открытая и грабительская, поскольку само существование порнографии - это насилие над желанием женщин иметь равные права и пользоваться взаимным уважением у мужчин. В порнофильмах и другой подобной продукции женщин часто убивают, заставляют принимать унижающие их позы (например, становиться на четвереньки), их бьют ногами, хлыстом и т.д. То есть женщина здесь прислуга, вещь для скверной игры, предмет надругательства со стороны мужчины, при этом, как правило, сочиняются тексты, в которых женщины обязаны подтверждать свою готовность к унижению. Пока существует такое правило культуры, как порноигра, женщина не сможет с достаточным основанием претендовать на безопасность и уважение.

Порнография в своем ничем не сдерживаемом максимализме раскрывает тщательно маскируемый патриархатным обществом секрет. Секрет этот состоит в том, что претензия мужчины выполнять активное сексуальное желание осуществляется в условиях унижения женщины, что эта претензия связана с построением иерархии, то есть в конечном счете нуждается в применении власти. А это далее означает, что имеет место нечто по меньшей мере "не естественное" - поскольку понадобилось применять власть. С наших позиций становится видно, что порнография - это не фантазия и не неверная репрезентация здорового на самом деле секса, а основа всех других властных конструктов, она дает им свои значения. Порнография - это форма социального признания доминирования маскулинистской идентичности.

В современной России это может быть особенно заметно. У нас сейчас можно, и весьма часто, слышать слова о том, что порнография естественна. В результате открытой пропаганды порнографии, которая происходила в течение последнего десятилетия (начиная с 1986 г.), большая часть населения России верит в то, что наука доказала безусловную пользу порнографии - об этом писали бесчисленное множество раз наши российские газеты особенно во времена перестройки. Делалось это обычно таким образом: ставился знак равенства между половыми отношениями, сексом и порнографией, затем брались выдержки из трудов сексологов и сексопатологов, в которых говорилось о пользе секса для здоровья, говорилось также, что секс укрепляет психику (предполагается, видимо, мужскую), и далее давались советы о том, "как это нужно делать" типа: "берется красивая девушка; в половом акте ее лучше всего привязывать" и т.д. (Эта цитата взята нами из известного молодежного журнала.)

В нашей стране в период последнего десятилетия порнопропаганда представляет собой общенациональное мероприятие, поставленное, что называется, на широкую ногу (по данным журнала "Огонек" за сентябрь 1995 г., в одной только Москве было организовано 200 борделей). К нему широчайшим образом привлекаются деятели искусства и культуры. Сутью его считается показ определенным образом понятых сюжетов, связанных с интимными отношениями между полами (при этом делается вид, что когда возражают по поводу порнографии, то речь идет о проблеме того, обсуждать или нет половые отношения). Однако не нужно долго думать, чтобы догадаться, что речь идет совсем о другом. Если бы в порнографии действительно показывалось то, что связано с половыми отношениями, то там было бы два одинаковых персонажа, поскольку для осуществления половых отношений необходимо наличие двоих. На деле же порнография сводится к специальному изображению именно женского тела. Согласно порнографическому канону, мужчины, специально и насильственно раздетого и вывернутого так, чтобы его нагота была "выложена на стол", просто не бывает. Это невозможная ситуация и в фильмах, показывающих половые сношения (как будто для их осуществления необходимо всегда раздевать только женщину). Порнография открывает то, что мужское удовольствие неотъемлемо укоренено в желании превратить женщину в жертву, эксплуатировать ее.

В порнографии обсуждается как бы мужское половое желание, а на деле оказывается, что речь идет о том, что женщина должна овеществляться, быть поставленной в положение даже не просто объекта чужого желания, но фетиша. Сам половой акт как таковой в порнографии и не важен, как не важна беременность. Порнография учит только, что насильственный секс превращает женщину в вещь и это существенно для секса.

Порнография сексуализирует пол, этим запускается конкретный процесс, в котором пол и сексуальность действуют вместе. С этой точки зрения они тут связываются с мужским превосходством и женским подчинением. Это становится фактором, складывающим человеческие идентичности, а наслаждение этим должно пониматься как эротичное. Здесь через порнографию обозначается самая глубокая степень неравенства. По логике порнографии получается, что чем больше неравенства, тем больше секса. Понятно, что насилие против женщин в порнографии - это выражение гендерной иерархии, причем насильственность не обязательно должна быть выражена непосредственно, она может быть дана только косвенно, поскольку в порнографии женщина представлена как дающая истерический ответ на мужские сексуальные требования. Женщина там оскорблена вербально, доведена до состояния деградации, мужчина видит ее как меньшее, чем он сам, менее ценное существо, сексуальную вещь, товар для секса.

Нужно сказать, что женщины в течение всей своей жизни живут в условиях сексуальной объектификации уже потому, что порнография - сплошной травматический стресс - сопровождает их на протяжении всей жизни. Этим стандартом им предлагается измерять свой успех. Нет ничего удивительного в том, что они после всего этого живут в постоянном страхе, ведь конечной целью порнопродукции как раз и является утверждение безнаказанности в нашем обществе возможности продемонстрировать деградацию женщин и утверждение специфического удовольствия, которое связано с этой безнаказанностью в патриархатном мире.

Подавание женщин путем представления их как сексуальных объектов настолько уродует женщин, настолько подрывает их социальный авторитет, что им трудно даже эффективно протестовать, однако выхода нет: женщинам нужно учиться говорить о себе своим голосом, а обществу учиться слушать их, хотя пока что порнография заставляет женщин сидеть в тишине. Так будет до тех пор, пока они не поймут, что порнография - это символическая политика. В этом смысле цель антипорнографического движения состоит даже не столько в запрете порно, сколько в том, чтобы сделать очевидным идеологическую власть этих образов и дать возможность женщинам выразить свой гнев.

Действительно, в последнее время многие женщины начали сознавать, как мужчины смотрят на них в различных ситуациях, начали понимать, что отношение к ним принципиально эротизировано и сексуализировано и что это оказывает влияние на все их жизненные проявления. Женщины стали осознавать связь поведения шефа, читающего соответствующую газету или журнал, скабрезные анекдоты во время работы с неравной зарплатой женщине и мужчине за труд того же качества, то есть стало понятно, что мужской мир смотрит на женщину сексуальным взглядом, отказываясь признавать женское участие, в том числе и в несексуальных контекстах.

Тот факт, что в нашем обществе возможна порнография как дозволенная практика деградирования только женского тела - это уже такая "брешь", которую ничем не заделать, сколько бы ни закрывать глаза на реальное положение вещей. Уже одно это обстоятельство является по большому счету роковым для патриархатного типа культуры. Сейчас в условиях омассовления принуждения к сексуальному опыту, как раз и обнаруживается этот основополагающий скандал, который раньше удавалось скрывать.

Самая тяжелая проблема состоит, однако, в том, что в значительной мере до сих пор отношение социального воспризнания работает против женщин как таковое. Дело в том, что оно по самой своей структуре построено так, что складывает патриархатные формы сексуального вытеснения женщин в момент социального утверждения их действий (в силу того, что женщина обязана воспризнавать мужское сексуальное желание). Именно эта ситуация невоспризнанности женщины является основанием для постоянного возобновления сексуальных оскорблений (в том числе и на рабочем месте). Эта ситуация во многом остается прежней и до сих пор. Хотя женщины и действуют уже часто как независимые индивиды, но именно символический смысл отрицания женской персональности работает и по сей день.

Далее...