Как и в ситуации с гражданством, здесь налицо своенравие могущественного ведомства и его привычка ориентироваться не на закон, а на волю местного начальника. Но тут есть и серьезная правовая коллизия, и объективная социально-экономическая подоплека. Во-первых, согласно Конституции РФ, законы и иные правовые акты субъектов Федерации не могут противоречить федеральным законам, принятым по предметам ведения Российской Федерации и совместного ведения; однако Конституция не дает однозначного ответа на вопрос, относится ли регулирование миграционных процессов к предметам совместного ведения (Мукомель 1997:24).

_______________________________________

¹³Предоставление статуса вынужденного переселенца. Справедливости ради надо отметить, что огромный разрыв между масштабами русскоязычной репатриации в Россию и долей зарегистрированных ФМС (см. раздел 1.2) нельзя объяснять только нежеланием этой службы предоставлять приехавшим официальный статус и тем самым брать на себя определенные обязательства, в том числе финансовые. Подавляющее большинство приехавших, в первую очередь не относящиеся к разряду социально незащищенных, вообще не обращаются в органы ФМС по совокупности причин наличие возможностей самостоятельного обустройства, мнение о ней как о неэффективно работающей и бедной организации, от которой "все равно ничего не добьешься"; в последние годы, после вхождения в силу новой версии закона стало все труднее доказывать наличие преследований, опасности для жизни в стране выезда и т.д. (см. раздел 1.3).

В контексте нарушения прав переселенцев для нас важна проблема непредоставления статуса тем, кто за ним обращается. По данным, прозвучавшим в интервью с О. Воробьевой, в 1997 г. прибыло в Россию 560 тыс. человек, из них получили статус 125 тыс., около 60% обратившихся. В основе большинства отказов, чем бы они формально ни мотивировались, лежат чисто экономические причины. Объем средств, выделяемый на нужды переселенцев, в принципе совершенно недостаточен, что усугубляется постоянным недофинансированием¹⁴. Как сказала О. Воробьева, "надо исходить из экономических возможностей.

__________________________________________

¹⁴ В 1995 г., например, ФМС получила лишь 40% запланированных средств (Комарова 1997:30), и связано это с войной в Чечне, оттягивающей ресурсы от многих бюджетных статей. В 1997 г. ситуация изменилась, но незначительно - миграционная программа была профинансирована на 60% (из выступления Т.Регент на II Форуме переселенческих организаций)

Если статус предоставляется, надо предоставлять его ответственно и все обязательства, с ним связанные, выполнять. В течение пяти лет, это максимальный срок, все должно быть предоставлено. Если это социально незащищенные, то жилье готовое и бесплатное; если это работающие то ссуда или субсидия. А у нас пять лет прошло в прошлом году (с 1992 г., т.е. с начала функционирования ФМС - Н.К.), был переучет, и оказалось, что обязательства не выполняются". Ситуацию можно проиллюстрировать данными по Петербургу, где "реальные возможности государственных органов позволяют оказать помощь в обустройстве не более 10% от числа зарегистрированных беженцев и вынужденных переселенцев" (Рафаилов 1997: 38).

Естественно, женщин не минуют все отмеченные "подводные камни" легализации, но пути решения этих проблем не могут быть представлены в качестве рекомендаций доклада не только в силу самоочевидности (все ведомства должны исполнять законы), но главное, из-за отсутствия здесь "женской" специфики. Тем не менее, на основе анализа законодательства и правоприменительной практики просматривается ряд ситуаций, в которых пострадавшей стороной становится именно женщина (или прямо, или косвенно, поскольку нарушаются права ее детей).

Предоставление гражданства детям в случае де юре или де факто распавшегося брака. В соответствии со статьей 27 Закона РФ "О гражданстве Российской Федерации", посвященной вопросам гражданства детей при приобретении гражданства РФ одним из родителей, "если один из родителей, не имеющих гражданства Российской Федерации, приобретает его, то ребенку предоставляется гражданство РФ по ходатайству родителя, приобретающего гражданство Российской Федерации, и при наличии письменного согласия другого родителя" (подчеркнуто мной - Н.К.). Вот как комментирует это дискриминационное положение закона Е. Филиппова: "Эта норма ставит практически непреодолимые препятствия на пути многих беженцев. Каким образом, интересно, представляют себе законодатели механизм розыска на территории другого государства бывшего супруга, брак с которым расторгнут иногда более десяти лет назад? А сколько родственников потеряли друг друга в результате военных действий? Немало семей оказались разделенными и без формального развода. Одна из последних инструкций отменяет требование обоюдного согласия родителей, но лишь в том случае, если отсутствующий лицо без гражданства. Понятно, что доказать это не проще, чем получить искомое согласие на оформление ребенку гражданства" (Филиппова 1997:53). По мнению правозащитницы С.Ганнушкиной, ситуация уже созрела для того, чтобы на нее обратили внимание законодатели: "это надо где-то прописывать".

Рекомендация 4. В силу затрудненности или зачастую невозможности получения согласия второго родителя на предоставление ребенку гражданства РФ из-за специфики обстоятельств вынужденной миграции и новых геополитических реалий, ввести в действующее законодательство поправку, предусматривающую получение ребенком (детьми) гражданства по упрощенной схеме, по одному лишь ходатайству присутствующего родителя, уже имеющего гражданство России (в подавляющем большинстве случаев таким родителем является женщина).

Получение статуса вынужденного переселенца ребенком, родившимся в семье вынужденного(ых) переселенца(ев) после прибытия в Россию. Данная ситуация, которая возникает и в полных, и в неполных семьях, никак не фиксируется действующим законодательством о вынужденных переселенцах. Поэтому вопрос давать или не давать статус ребенку, зачатому до переезда в Россию у матери, уже получившей этот статус, был решен ФМС следующим образом: "если ребенок родился в течение 10 месяцев со дня прибытия, давать ему статус, включать его в удостоверение, выданное на имя матери" (из выступления начальника юридического отдела ФМС В. Тулякова на II семинаре ПЦ "Мемориал", см.: Решение проблем беженцев и вынужденных переселенцев...1997: 49). Непредоставление статуса ребенку, родившемуся позже, аргументировалось тем, что его "никто не преследовал по признакам и обстоятельствам, изложенным в статье 1. Он гражданин России в полном объеме, он пользуется всеми правами, гарантированными Конституцией и законодательством" (см. тот же источник).

На семинаре этот подход ФМС вызвал обоснованные возражения правозащитников. Сами вынужденные переселенцы тоже, по определению, являются гражданами России, однако государство сочло возможным выделить эту категорию своих граждан как нуждающихся в дополнительной помощи; "может быть, эти дети беженцев и ...считаются гражданами России, но как-то незаметно, чтобы о них заботилась Россия...

Получается, что родившийся на территории России ребенок оказывается в худшем положении, чем ребенок, который родился за два месяца до прибытия (и не может, например, пользоваться социальной поддержкой в рамках Президентской Программы "Дети семей беженцев и вынужденных переселенцев" - Н.К.) (см.: Решение проблем беженцев и вынужденных переселенцев...1997: 49).

Получение статуса вынужденного переселенца и регистрации по месту жительства для неполных де факто семей. Выше (см. раздел II.3.1) говорилось о репатриации как о переселении полных семей. Это "семейное" восприятие миграции проявилось, кстати, в том, что в первые годы после создания ФМС и действия первой версии "Закона о вынужденных переселенцах" и разъясняющих его постановлений, реально (я сама видела десятки таких документов в Орловской области) удостоверение вынужденного переселенца выдавалось одно на семью, а выписывалось на того ее члена, кто представлял себя главой семьи. И это при том, что в изданном ФМС "Положении о порядке признания лиц вынужденными переселенцами, их регистрации и учета на территории РФ" было черным по белому написано (пункт 3.9): "Удостоверение выдается главе семьи и каждому члену семьи, достигшему 18-летнего возраста" (цит. по: Компас беженца и вынужденного переселенца 1995: 103). Эта практика потенциально могла стать дискриминационной для одного из членов семьи (например, в случае развода); аналогично, такую же роль играло иногда очень трепетно толкуемое работниками миграционных служб положение того же документа (пункт 3.7) о том, что "статус предоставляется, как правило, при прибытии семьи в полном составе" (цит. по: Компас.....1995: 102). Я помню несколько случаев, когда женщины, прибывшие без мужа, брак с которым не был расторгнут, сталкивались с трудностями получения статуса.

В новой версии "Закона о вынужденных переселенцах" от 28 декабря 1995 г. и в разъясняющем его Постановлении правительства РФ "О порядке выдачи удостоверения вынужденного переселенца" от 22 февраля 1997 г. фраза "о прибытии семьи в полном составе" отсутствует, а удостоверения нового образца, действительные на территории всей России, выдаются в соответствии с более четко прописанной нормой, не содержащей уже упоминания о "главе семьи" (пункт 1 Постановления): "Удостоверение вынужденного переселенца выдается лицу, достигшему 18-летнего возраста и признанному вынужденным переселенцем в соответствии с Законом РФ "О вынужденных переселенцах"" (цит. по: Компас беженца и вынужденного переселенца 1998: 149). Эти корректировки, возможно, сыграли свою позитивную роль; по крайней мере, ни в брошюрах правозащитных организаций, ни в интервью практикующих юристов не были упомянуты ситуации, аналогичные только что описанной (препятствия в получении статуса для неполных de facto семей).

Тем не менее ситуация нуждается в отслеживании и контроле, поскольку нельзя исключить рецидивов того, что неполная семья с неоформленным разводом супругов будет восприниматься должностными лицами как некая аномалия. Об этом говорит следующий пример, касающийся трудностей регистрации неполной семьи по новому месту жительства в Краснодарском крае (из выступления Е. Гайдаша, руководителя юридической приемной для беженцев и вынужденных переселенцев, на II семинаре ПЦ "Мемориал"): "Ко мне обратилась одна женщина из Чечни, вынужденный переселенец. У нее трое детей, она приехала к своей сестре, которая проживает в городе Тимашевске уже двадцать лет, есть все основания, чтобы ее зарегистрировать... Однако пропал ее муж. Она не знает, где он: то ли в Чечне, то ли убит, то ли где-то задержан. Из-за этого ее не регистрируют. Я это решение обжаловал, пока результата не получил, но, надеюсь, он будет положительный" (Решение проблем беженцев и вынужденных переселенцев...1997: 70).

Приведу также выдержку из интервью с О. Воробьевой:

(Н.К.) Существует еще такая неприятная ситуация неопределенности, когда муж не хочет уезжать... то есть женщина формально замужем и является с детьми в ТМС. Тут могут быть проблемы? Как Вы считаете, будут ей говорить а где Ваш муж? Пусть он приедет, мы дадим вам статус только на семью. А если при этом муж еще, к примеру, узбек, таджик...а они опять-таки не разведены?

(Н.К.) А если он не хочет ехать?

(О.В.) Тут все зависит, наверное, от того, как она свои обстоятельства изложит и как к ним проникнутся. В общем, тут субъективно... Но я думаю, что все-таки в большинстве случаев пойдут навстречу. Тут этот субъективный фактор все-таки всегда в пользу женщины...даже если он узбек или таджик, тем более пожалеют...

Несмотря на уверенность эксперта в том, что спорная ситуация будет разрешена в пользу женщины, отсутствие "прописанности" в законе и сама субъективная основа принятия решения чиновником создают, на мой взгляд, почву для нарушения прав женщин, претендующих на статус вынужденного переселенца.

Краеугольными камнями пресловутого "обустройства", слова, юридически строго не определенного, но "в жизни" означающего обеспечение людям нормального, человеческого существования, являются жилье и работа. В этой части доклада я остановлюсь специально на проблеме занятости как имеющей ярко выраженную гендерную специфику.

По мнению некоторых экспертов (например, И. Федотовой, которая занимается организацией социальной помощи женщинам и детям-вынужденным переселенцам в Саратове), трудности женщин-мигрантов в сфере трудоустройства идентичны трудностям всех российских женщин. В какой-то мере с этим мнением можно согласиться, но только когда речь идет о достаточно крупных городах, с большими возможностями переквалификации, выбора рабочего места и пр. Но даже в городах переселенцы, при прочих равных условиях, имеют меньше шансов найти работу, чем местные жители: "приезжие" не включены в локальную систему неформальных связей, а их активность и возможности выбора жестко ограничивается фактором жилья и "прописки". В результате, несмотря на более высокий образовательно-квалификационный уровень переселенцев в сравнении с российским населением, они проигрывают последнему по уровню занятости.

Так, по результатам крупномасштабного обследования ФМС, в середине 1993 г. среди трудоспособных жителей России были трудоустроены 80,8%, а среди вынужденных мигрантов трудоспособного возраста лишь 68,5% (Комарова 1997: 29). Как обычно, никакой разбивки по полу в данном обследовании не представлено, однако можно предположить, что среди самих переселенцев в лучшем положении оказываются мужчины как в принципе значительно более предпочитаемый "товар" на российских рынках труда.

По моим наблюдениям в Орловской области, особенно трудно найти работу женщинам-мигрантам в сельской местности, где вынуждено "оседают" около 40% (а в ряде регионов и значительно больше) репатриантов (см. Приложение 1, Таблица 6). Корень проблемы лежит в разительном несоответствии между складывающейся десятилетиями структурой преимущественно городской занятости русскоязычных женщин в основных странах выезда¹⁵ и спросом на женскую рабочую силу в сельских районах России. Этот разрыв усугубляется вопиющей неразвитостью в деревнях и поселках системы бытового обслуживания, общественного питания, торговли, коммуникаций и пр¹⁶. В результате не только учителя, врачи и инженеры, но и парикмахеры, портнихи, телеграфистки и медсестры вынуждены либо "сидеть дома", либо идти свинарками, доярками, на полевые работы и пр., теряя квалификацию и социально-профессиональный статус.

_______________________________________

¹⁵ Вот, например, как выглядит профессиональная структура опрошенных мною в 1996 г. 165 русскоязычных жительниц Бишкека трудоспособного возраста: 10,3% попавших в случайную выборку женщин были бухгалтерами и экономистами; 8,5% - врачами и медсестрами; 12,4% - педагогами и воспитателями; 17,6% - инженерами; 12,1% - можно отнести к работникам культуры и гуманитарной интеллигенции (почти все из названных групп имели высшее образование). Около 15% опрошенных имели среднее образование и профессии, востребуемые преимущественно в городской среде (крановщица, строитель, технолог, связист, секретарь и пр.), и лишь 12,1% женщин со средним образованием работали в сфере услуг и имели профессии универсального применения (продавец, швея, повар, парикмахер).

¹⁶ Эти сферы не просто неразвиты; в силу сложившейся на селе структуры производства и потребления их никто и не хочет развивать, даже когда появляется возможность улучшить быт людей за счет привлечения труда переселенцев. Вспоминается в этой связи, как председатель колхоза в ответ на просьбу женщины-парикмахера дать ей возможность поработать по специальности, гордо и вполне серьезно заявил: "А мы здесь не стригемся!" (цитирую с сохранением оригинальной орфографии).

Рекомендация 6. Учитывая структурный характер безработицы среди женщин-вынужденных переселенцев и трудности получения ими работы по специальности, особенно в сельской местности, необходимо:

Действенной альтернативой занятости в формальном секторе может стать для этой категории женщин организация семейного бизнеса, и тут трудно переоценить помощь международных организаций, оказывающих ее на безвозмездной основе или на основе льготного кредитования¹⁷.

Женщины, чаще оказываясь не у дел, сильнее ощущают на себе и тяжесть господствующих в российских совхозах и колхозах феодальных порядков. Во многих районах России с ограничительным режимом пребывания мигрантов (в частности, в Москве) на учет по безработице ставят только тех переселенцев, у которых есть регистрация по месту жительства, что противоречит "Закону о вынужденных переселенцах". Что касается мигрантов-сельских жителей, для них предусмотрены иные процедуры. В Орловской области, например, для постановки на учет в областном или районном центре занятости требуют заверенную председателем колхоза справку, что для данного человека в колхозе работы нет.

_______________________________________

¹⁷ В качестве примера эффективной помощи можно назвать программу микрозаймов, осуществляемую в России международной конференцией партнерских агентств "Opportunity International" С 1994 по май 1997 г. силами четырех зарегистрированных в России филиалов организации (в Нижнем Новгороде, Ростове на Дону, Воронеже и Саратове) было создано и поддержано 2718 рабочих мест и выдано 1596 займов, 83% которых получили женщины-предприниматели (данные предоставлены И.Федотовой)

Не имеется в виду работы по специальности, тогда все было бы слишком хорошо для переселенцев, а просто никакой работы. А в колхозах, как известно, всегда не хватает людей, особенно для выполнения грязных и тяжелых работ. Вот тут-то, как я сама могла убедиться, интервьюируя женщин, большой простор для произвола председателя. Ему, естественно, невыгодно терять работников, ведь переход их под опеку службы занятости означает с большой вероятностью, что они смогут рано или поздно трудоустроиться в городе.

Сказывается и общая атмосфера напряженности между "местными" и "приезжими". Работа в "конторе", даже на непрестижных и малооплачиваемых должностях (например, уборщица в правлении), не говоря уж о работе секретаря, бухгалтера и пр., считается "чистой", легкой в сравнении с фермой или свинарником. За эти места обычно велика конкуренция между "своими", местными жительницами, а "чужих" сюда пускают крайне неохотно.

Наконец, специфика трудоустройства в "постмиграционной ситуации" состоит в том, что женщина конкурирует не только с реальными и потенциальными претендентами на данное рабочее место, но и зачастую с собственным мужем, особенно при первичном поиске работы. И тут проявляют себя широко распространенные в массовом сознании представления о мужских и женских ролях, мужском и женском "предназначении": главным кормильцем семьи, которого нельзя оставить без работы, считают именно мужчину. "Для баб у меня работы нет!" такой, по рассказам проинтервьюированных мной женщин, была самая распространенная реакция председателя колхоза на их просьбы о трудоустройстве. Как свидетельствуют собранные в сельской переселенческой общине двадцать женских "миграционных историй", при выборе нового места жительства главным предметом переговоров с потенциальным работодателем обычно является трудоустройство мужчины; если и поднимается вопрос о том, чем все-таки будет заниматься жена, то лишь как второстепенный: "Вы переселяйтесь, потом что-нибудь придумаем". Женщины либо воспринимают это как должное, либо вынуждены с этим мириться.

3. "А Ваш муж приедет?" Гендерные стереотипы массового сознания

Поиски работы, конечно, не единственная сфера, где женщины-переселенцы ощущают на себе живучесть так называемых гендерных стереотипов. Существует некое общественно приемлемое представление о "норме". Мужчина добытчик, а женщина прежде всего мать ("как это, мужика и не трудоустроить!?", пусть даже у него лишь среднее образование и зарплата будет заведомо ниже той, которую могла бы получать жена с высшим образованием). Глава семьи мужчина; понятно, что женщина вынуждена выполнять эту роль, если она родила без мужа или разведена и "на этот счет документик имеется"; а если его нет и мужа нет, "тогда это непорядок".

Отрадно, что в российском законодательстве и правовом лексиконе уже укоренилось, по аналогии с Западом, использование гендерно-нейтральных терминов ("одинокие родители" вместо "мать-одиночка"; "многодетная семья" вместо "многодетная мать"; "работники с семейными обязанностям" вместо "работающая мать" и т.д.). Однако и правоприменительная, и просто житейская практика, порожденные и порождаемые традиционализмом взглядов по принципу порочного круга, продолжают жестко регламентировать гендерные роли, функции, поведенческие модели.

Вот, например, отрывок из интервью, рисующий своеобразную реакцию должностного лица на то, что на "переговоры" к нему явилась женщина, а не мужчина. Респондентка проехала несколько тысяч километров из далекого Узбекистана в деревню Орловской области, чтобы поговорить с председателем колхоза о возможности переселения, но разговор так и не состоялся:

(Р. - респондентка): Я целый день прождала председателя колхоза, потом попала к нему на прием. Он мне сказал: "Разговаривать я буду только с мужем, потому что муж как глава семьи идет".

(И. - исследователь): Почему, интересно?

(Р.): Мало ли аферистов каких... Сейчас приезжают, жилье предоставят, и я могу улизнуть.

(И.): А муж не может улизнуть?

(Р.): Может.

(И.:) А Вам не кажется такая психология странной? Улизнуть может любой.

(Р.): Конечно.

(И.): И мужчина также. Почему женщина вдруг хуже выглядит?

(Р.): Ну, мужчина как глава семьи, наверное, идет...

Другой отрывок, более обобщенного плана, суммирует впечатления женщины, явно недовольной отведенной ей вспомогательной ролью:

(Р.): Прав женщин, наверное, сейчас вообще нет. И, наверное, скоро вообще вытеснят, если нас нигде не могут взять без мужчин. Если бы у меня мужа не было, меня сюда не взяли бы.

(И.): Почему?

(Р.): Почему я так думаю? Почему-то везде, куда я ни приеду, сразу спрашивают: "А муж? А муж приедет?" Почему именно муж? Меня это задевает.

Далее...