К русскому обществу и русским женщинам!

Тридцать лет прошло с тех лет, как небольшая группа людей, мужчин и женщин, преданных благу родины, проникнутых сознанием, что благо это находится в тесной зависимости от умственного и нравственного развития женщины - матери и воспитательницы, задалась целью прийти на помощь стремлениям к свету и знанию русской женской молодежи путем организации среднего и высшего образования.

Без средств, борясь с непониманием и равнодушием большинства, враждебностью многих, своей настойчивостью и беззаветной преданностью делу просвещения группа эта приобретала все большее сочувствие общества. Благодаря этому сочувствию, благодаря стекавшимся со всех концов России средствам мы, начав с капитала в 222 руб. 25 коп., имеем теперь Высшие женские курсы с собственным помещением, с научными кабинетами, пособиями и библиотеками, собственную обсерваторию, свои общежития, обслуживающие приезжающих со всех концов России девушек, словом, с имуществом на 1 005 100 руб. Теперь дело женского образования поставлено более или менее прочно. Теперь уж никому не приходит на ум спорить против необходимости его. Но на этом не кончается обязанность общества по отношению к женщине. Борьба перешла в новую стадию, должна принять новые формы. Нужды женщин многообразны, жизнь осложняется и призывает женщин всех слоев так или иначе к вмешательству в общественные дела. Вместе с тем выступает на арену женская масса, женщина-труженица, с ее нуждами, с ее запросами, которые должны быть высказаны и услышаны. Пресса наша, занятая общими делами, не уделяет этим запросам, этим нуждам внимания. Является необходимость иметь, по примеру западных женщин, свою прессу, свой собственный печатный орган, который и возник уже "Союз женщин" в июне текущего года. Чтобы орган этот мог существовать, чтобы его правильно поставить, нужны средства, нужна поддержка всего русского общества, и главным образом женщин. И мы, старые деятели, уверенные, что призыв наш не останется безуспешным, обращаемся вновь к обществу с просьбой оказать еще раз поддержку русской женщине. Поддержка эта может выразиться путем подписки и распространения журнала и путем создания фонда для упрочения положения нашего молодого "Союза женщин".

Пользуясь настоящим письмом, я обращаюсь к русским женщинам, деятельницам разных благотворительных и просветительных организаций, с предложением объединиться в Народный женский совет для присоединения к Международному женскому совету. Задача народных советов - объединить все женские культурные организации данной страны без различия национальности и вероисповедания, не вторгаясь вместе с тем в деятельность и внутренние распорядки каждой отдельной организации, для совместной дружной культурной работы. Состоя в течение 5 лет вице-председательницей Международного женского совета, я получаю частые напоминания, что пора бы уже и русским женщинам присоединиться к Международному женскому культурному движению. В настоящий момент остаются неприсоединенными только Китай и Россия. Неужели же русские женщины дадут китаянкам опередить себя? Не хочется верить.

Сознательно или по незнакомству с предметом противники и противницы женского освободительного движения рисуют его как борьбу, направленную против мужчин, главным образом представляют себе под женским движением нечто вроде вооруженного восстания, войну амазонок. А сторонниц движения, имеющих мужество громко заявлять, что свобода женщины, как и всех граждан, всегда своевременна, что нельзя выдвигать права одной какой-нибудь части населения в ущерб другой, эти противники объявляют "чистыми феминистками", думая, что этим они что-нибудь уяснили.

Пора, наконец, понять, что женское движение направлено не на борьбу с мужчинами, а на организацию женщин, на мобилизацию целой половины инертного населения для борьбы с предрассудками, все равно, кто бы ни являлся их носителями, мужчина или женщина; на борьбу с однобоким мужским строем общества, справедливо полагая, что время париев, время работающих безгласных существ прошло и что всякий взрослый разумный человек, трудящийся на общую пользу, имеет право на участие в делах общества и государства.

Этого добиваются женщины, как в интересах их самих, так и в интересах своих сыновей и братьев, за жизнь и счастье которых они считают своей обязанностью так же бороться, как и лучшие из мужчин. И не конечную цель свою в равноправии видит женское движение. Оно ему нужно как средство проводить правду и справедливость в человеческие отношения.

Те из противников, которые не боятся женского завоевания, решают вопрос еще проще. Они ссылаются на природные обязанности женщины, забывая, что обязанности уже сами собой обусловливают и права. "Как справятся со своими общественными обязанностями женщины рожающие, кормящие, больные и т.п.?"

Удивительно, как озабочены противники женского равноправия тем, что женщины не могут воспользоваться своими правами!

Но и эти тревоги напрасны, как видно из следующего. В Северной Америке устраивался недавно новый штат Оклахома (в январе 1906 г.). В Оклахому для обсуждения конституции нового штата был приглашен мистер Альва Адаме, губернатор Колорадо, где женщины пользуются, как известно, избирательными правами с 1893 года. Вот что сказал, между прочим, г-н Адаме: "Объявленные гражданками, женщины выступали вначале очень робко. Они думали, что бог весть какая мудрость требуется для того, чтобы быть гражданином и голосовать. Но в течение одного года они приспособились. И, это факт неоспоримый, нашими женщинами было куплено и прочитано в этот год книг по политической этике и парламентскому праву больше, чем их было куплено во всю предыдущую историю нашего штата. Наши женщины изучили все эти вопросы, и теперь они лучше осведомлены в политических делах, чем наши мужчины.

Женщина инстинктивно нравственнее мужчины. Она враг всего, что может загрязнить или дурно влиять на ее детей. Но каковы женщины, таковы и дети, а каковы дети, таково и общество".

В этой прекрасной речи заключается вместе с тем и ответ тем, кто боится реакционного влияния женщин вследствие их отсталости и неопытности в общественных делах. Мы видели, как добросовестно женщины, призванные к участию в этих делах, принялись изучать их. Допустим, что вначале это бы и случилось. Но и тогда неразумно лишать женщин прав, как не разумен страус, прячущий голову под крыло ввиду опасности. Благоразумнее стать лицом к лицу с нею, чтобы ее ослабить.

Если не прямое, то косвенное влияние женщин на общественную и государственную жизнь было всегда велико. Тем более оно сказывается теперь, когда и сознание женщины возросло, да и экономические условия заставляют женщину уходить из тесного круга домашней жизни и принимать участие в борьбе за существование. Кроме того, как матери, жены и сестры, они оказывают влияние, с которым тоже нельзя не считаться.

Женщину нельзя оторвать от общей жизни: интересы ее, как и интересы мужчины; всего населения, тесно связаны с интересами общества и государства, и насильственное устранение какой-нибудь части населения от участия в общих делах мстит за себя. Вместо дружной, сознательной работы свободных граждан для общего блага действуют темные бессознательные силы. Это многим уже понятно по отношению к мужскому населению, но не применительно к женщинам. В общественное сознание до сих пор еще не проникла очевидная, азбучная истина, что каковы женщины, таковы и дети, а каковы дети, таково и общество!

1907 г., № 5.

Женщина рождена свободной

и по праву равна мужчине.

Все три категории женщин современного общества, девушка, жена, мать, по-разному заинтересованы в своих правах, ибо разные несут обязанности, но все они равно заинтересованы в том, чтобы на всех поприщах приложения полноценного женского труда общество и государство расплачивалось бы с ними и полноценной монетой прав - гражданский и политических. В этом вся суть женского вопроса, в этом весь смысл женской борьбы за равноправие. Отдать обществу и государству нужный и полноценный труд и получить права, которыми пользуются в данной стране труженики-мужчины, - вот ближайшая цель всякого женского движения.

При такой постановке женского вопроса обыкновенно ставится другой вопрос: да способна ли женщина дать полноценный труд и не заложены ли в ее природе такие специфические женские качества, которые ей препятствуют и будут вечно препятствовать развить свою способность, творчество, богатство разума и воли до высоты развития тех же качеств мужчиной? Старый как мир спор... В средние века на одном из соборов был поднят вопрос: человек ли женщина? Отцы собора смутились и разноголосили до тех пор, пока одним из них не был приведен следующий аргумент: Иисус Христос называется в Евангелии сыном человеческим, но на земле он был только сыном Девы Марии, женщины; следовательно, женщина - человек.

Тогда собор торжественно признал женщину человеком...

"Способна ли женщина дать полноценный труд? - спрашивают современные догматики. А неумолимая нужда и ее спутник, голод, отрывают девушку от семьи, мать - от колыбельки ребенка и толкают их на труд вместе с мужчиной, в пучину суровой борьбы за право труда; И в то время как в будуарах и гостиных богатых женщин идут пикантные беседы на модные темы о женщинах-зверебогах, женщина-человек уже стоит рядом с мужчиной на постах общественного служения в качестве врача, учителя, телеграфиста, продавца, инженера, адвоката, и та же женщина-человек закаляет свои силы в смрадных помещениях фабрик, в бесчисленных мастерских, приготовляющих роскошные наряды и безделушки для женщин-зверебогов и их поклонников - мужчин. Так отвечает социальный процесс на вопрос о равенстве женщин и мужчин в труде... Если средневековый собор на основании текста Евангелия в теории признал женщину человеком, то современные социальные условия уже на практике доказали, что женщина может быть равноценной мужчине трудовой и культурной силой.

Может, но не есть, снова ответят нам противники женского равноправия. Совершенно верно, ответим и мы. Женщина жестоко отстала от мужчины в развитии всех своих сил и всех своих способностей. Не ее природа, а ее воспитание, ее образование и, самое главное, способ эксплуатации ее труда затворили ее в детской и кухне и лишили ее широкого участия в иных поприщах общественного труда. Пока весь строй общества складывался так, что труд женщины, иногда в высшей степени интенсивный, протекал в наглухо захлопнутых "семейных очагах", до тех пор был неестественно сужен ее кругозор, неестественно бедны ее интересы.

По мере изменения внутренней жизни и хозяйства семьи, по мере все более и более широкого развития общественного воспитания детей в школах, гимназиях и детских садах, по мере развития для женщины и девушки необходимости самостоятельным заработком обеспечивать свою жизнь изменяется и ее психика, и ее кругозор. А наряду о этим изменением ее семейного, общественного и экономического положения мы уже приветствуем финляндских женщин - депутаток парламента, мы глубоко сочувствуем настойчивым и страстным английским суфражисткам, мы с радостью читаем телеграмму о том, что француженка, г-жа Жюсселен, впервые выбрана в Париже на пост судьи согласно новому закону, распространившему на женщин без ограничений все права, принадлежащие рабочим по части ремесленного суда. Только женщина-труженица, сумевшая проложить себе дорогу на всех поприщах общественного труда, имеет право требовать себе равных с мужчиной прав - и такой женщине не будет отказа! Не женщина как женщина, а женщина как равный мужчине творец материальных и духовных ценностей, нужных человечеству, прекратит борьбу двух полов и совьет себе и всему человечеству венок равенства.

И в наше время, в глухое время русской реакции, когда русской женщине, занимающей столь высокое положение в своей давнишней борьбе за свое право на научный и общественный труд, читают лекции о ее преимущественном сексуализме, о ее низкой животной природе, в это время ей не мешает вспомнить завещание женщин Великой французской революции. Это завещание в виде манифеста к женщинам было написано едва ли не самой оригинальной женщиной того периода, Олимпией де Гуж. "Женщина, - говорит манифест, - рождена свободной и по праву равна мужчине. Цель каждого законодательного общественного органа заключается в охране неотчуждаемых прав обоих полов: свободы прогресса, безопасности и противодействия гнету... Но пользование правами, которые по природе вещей принадлежат женщине, до сих пор стесняется узкими рамками. Из общности мужчин и женщин состоит нация, на которой покоится государство; законодательство должно быть выражением воли этой общности. Все гражданки должны так же, как и все граждане, лично или через своих избранных представителей принимать участие в работе законодательства.

Оно должно быть равным для всех. Поэтому все гражданки и все граждане должны, сообразно с их способностями, иметь одинаковый доступ ко всем общественным должностям, отличиям, профессиям; только одно различие их добродетелей и талантов может служить масштабом для их выбора. Женщина имеет право идти на эшафот, она должна иметь одинаковое право идти и на трибуну. Но права женщин должны служить на благо всем, а не только к выгоде ее собственного пола. Женщина точно так же, как и мужчина, содействует накоплению государственного имущества, она имеет одинаковое право требовать отчета об управлении им... Пробудитесь, женщины!.. Соединитесь, противопоставьте грубой силе силу разума и справедливости. И вы скоро увидите, что мужчины перестанут лежать у ваших ног как томящиеся обожатели, а будут гордиться тем, что идут рука об руку с вами и разделяют с вами вечные права человечества".

Олимпия де Гуж умерла на эшафоте, но завещание ее выполняют женщины всех стран, борясь за одинаковый с мужчинами доступ ко всем общественным должностям, отличиям, профессиям и правам. Современная женщина в ее передовых типах гордится не количеством томящихся обожателей, лежащих у ее ног, а количеством самых разнообразных обязанностей, которые она уже способна выполнить, и количеством организованных трудящихся женщин, уже способных выставить на своем знамени общечеловеческие, а не женские идеалы. В труде и общественном служении женщина пробуждается. Пробуждаясь, становится равноправным членом общечеловеческой семьи, на протяжении веков борющейся за социальное равенство всех.

В своем обширном и весьма интересном докладе о женском вопросе, о женском съезде (журнал "Образ", № 1 и 2) г-жа Кускова цитировала отрывок из статьи, напечатанной в № 11 журнала "Союз женщин", с некоторыми комментариями, которые невозможно оставить без возражения ввиду важности и серьезности затрагиваемого ими вопроса; этот вопрос касается соотношения идеала и практики. На страницах журнала, специально посвященного разработке женского вопроса, мы, сверх того, не считаем возможным обойти молчанием некоторые, на наш взгляд, слишком смелые обобщения и фактические неточности, усмотренные в докладе г-жи Кусковой.

Нам представляется натянутой проводимая докладчицей классификация женского движения на два направления: одно, рассматривающее женский вопрос в перспективе социальных отношений, - направление позитивное и другое - мистическое, связывающее его разрешение с "метафизикой пола". На стороне позитивного понимания женского вопроса действительно имеется коллективное движение, стремящееся не только "Теоретически рассуждать, но и влиять на практику общественной жизни". На стороне мистического понимания стоит несколько отдельных личностей, которых можно было бы назвать полководцами без солдат, если бы только они действительно претендовали создать базирующееся на защищаемых ими философских предпосылках общественное движение.

Несомненно, обобщение г-жи Кусковой, быть может, окажется пророческим и за спиной г. Бердяева и других мистиков не замедлит вырасти воинственная рать мистически настроенных суфражисток, но, к глубокому нашему сожалению, в настоящее время о каком-либо общественном течении подобного типа говорить преждевременно.

Не менее ошибочно утверждение докладчицы, что деятельницам женского движения 1905 года и в голову не приходила мысль о созыве женского съезда. Как известно, эта мысль возникала и, выражаясь мистически, даже материализовалась в трех женских съездах: один из них состоялся в апреле, 1905 года, другой - в октябре 1905 года и третий - в мае следующего года.

Ограничиваясь этими мимолетными замечаниями по существу доклада г-жи Кусковой, поскольку они имеют целью исправление случайно вкравшихся в работу г-жи Кусковой неточностей, перейдем к основной теме нашей заметки.

"Миновало время энтузиазма и мечты, - говорит передовая статья журнала "Союз женщин", - страна вступила в период горького и мучительного разочарования; наступил момент оценки идеала под углом зрения осуществимости, момент, когда целостность теории отступает назад перед вопросами мелочной и обыденной практики".

Таковы две выхваченные из этой заметки фразы, послужившие базисом политической аргументации г-жи Кусковой.

Проводя аналогию между этой заметкой и общим характером женского съезда, г-жа Кускова выражает недоумение: разве может идеал отойти на задний план, спрашивает она, что значит рассматривать идеал под углом зрения осуществимости?

Я не сомневаюсь в том, что беспристрастному читателю вполне ясен смысл вышеприведенных слов: пути к достижению идеала, линии поведения; приближающие нас к его осуществлению, могут быть бесконечно различны, отнюдь не затрагивая самого его существа, самого содержания право-политического требования. Всякий политический идеал, несомненно, мыслится нами в качестве осуществимого, иначе это был бы не идеал, а недосягаемый фантом, бессильный побудить нас не только к подвигу" но и к самому простому действию. Но в том-то и дело, что вопрос об осуществимости идеала может в известную минуту даже не ставиться, настолько сильно убеждение в необходимости, в законосообразности его последования.

Преувеличивая свои силы, мы невольно преуменьшаем сложность задачи.

Недалеко то время, когда догматическому, почти религиозному отношению к идеалу соответствовало догматическое, до крайности нетерпимое отношение к выбору путей, к фиксированию практических средств.

Рассматривать идеал под углом зрения осуществимости - значит отдавать себе отчет во всем разнообразии и быстро и медленно действующих практических средств, объективно и беспристрастно оценивать свои силы, продуманно и разносторонне намечать не только прямые, но и косвенные, обходные пути.

Если бы почтенная докладчица не ограничилась цитированием отрывочной фразы, служащей переходным моментом или иллюстрацией главнейшей мысли, а привела бы именно эту главную мысль, вряд ли между нами и ею могло возникнуть какое-либо разногласие. Переживаемый нами момент, говорим мы, есть или, может быть, следовало сказать, должен быть моментом самокритики, моментом холодного подведения итогов, и именно в этом культурная задача и ценность переживаемой нами эпохи.

Кстати говоря, с первых строк своего доклада г-жа Кускова сообщает нам свои впечатления о современном моменте. Она говорит: "Когда засыпает воля к движению, к действию, наступает момент созерцательности и вяло-ленивых исканий". (К находкам этих вяло-ленивых исканий г-жа Кускова, между прочим, относит и "модный" женский вопрос.) "Жаль, что эти искания вяло-ленивы, - хочется нам на это сказать, - и дай Бог, чтобы они стали серьезно-проникновенными".

Да, смеем мы повторить, в этом едва окрепшем в нас критическом начале, чуждом недавнему прошлому, лежит глубокое различие современных общественных склонностей от настроений недавнего прошлого. Практика жизни, ее неумолимые и жестокие уроки, будничная и мелочная действительность, столь презираемая г-жой Кусковой, учат нас и, к счастью, уже многому научили: они научили нас более вдумчивому, более осмысленному отношению к общественному идеалу. Три года тому назад этот идеал выступал в нашем воображении в качестве подлежащего ближайшему осуществлению, в качестве суверенного и все вытесняющего требования нашего сознания. Ослепленные его блеском, наши едва прозревшие к политическому пониманию, наши младенческие глаза еще не ощущали перспективы, еще не замечали переходных ступеней, отделяющих нас от основной цели, не подозревали тех скрытых порогов, о которые разбиваются самые лучшие порывы и самые чистые мечты... Идеал выступал перед нами как бы отрешенный от грязи житейской действительности, во всей своей ослепительной красоте и цельности. "Все или ничего" - таков лозунг революционного сознания, не терпящего ни половинчатости, ни критики, ни презренной расчетливости. Излишне приводить примеры... Кому из нас, свидетелей освободительной борьбы, они не памятны?

Общественное сознание революционных эпох всегда воспринимает идеал скорее эмоциональными силами своей духовности, чем интеллектуальными, скорее интуитивно, чем логически последовательно. И именно в этой возбужденной эмоциональности, в этом всепоглощающем и не знающем рассудочной примеси увлечении, в этом избытке идеализма над практической расчетливостью таится вся сила, вся подчас непобедимая мощь революционного сознания и действия; в предначертанный исторической судьбой момент революционное настроение призвано совершить и совершает свою великую миссию. Но времена меняются; жизнь неудержимо идет вперед, и на смену одной двигательной силе человеческого духа приходит сила иная. Эти двигательные силы, присущие человеку, неисчерпаемы в своем разнообразии, приспособляемости и гибкости; было бы странно и нелепо желать, чтобы отдельный индивид, а тем более великое национальное целое окаменевали в одних и тех же общественных настроениях и чувствах. Время идет вперед, жизнеспособная нация воспринимает его уроки. На смену революционному идеализму приходит реалистический идеализм.

То, что вчера составляло самый дух нации, всеобъемлющее и потенциальное начало, при попытке его искусственного возрождения становится жалким и никуда не годным перепевом. Сменяющие друг друга общественные настроения не имеют в себе ничего неизменного и абсолютно ценного, каждому из них принадлежит и своеобразная и самостоятельная роль...

Но что такое реалистический идеализм, спросите вы меня, куда девался политический идеал или в этом новом общественном течении ему уже нет места?

То, что переживалось нами вчера как непосредственно подлежащее осуществлению требование, переживается нами сегодня как идеальная директива; то, что воспринималось вчера скорее чувством, чем сознанием, воспринимается сегодня в совокупности окружающей обстановки и политических сочетаний. Идеал не умалился в наших глазах с того момента, когда мы осмыслили его во всей полноте в условиях пространства и времени. "Как может идеал отступать на задний план?" - замечает докладчица. После всего сказанного ответ напрашивается сам собой; с того момента, когда мы поняли, что нет тех сил, нет тех условий, которые могут привести к непосредственному его осуществлению, идеал не перестает жить в нашем сознании как цель наших стремлений, как идеальная директива; но именно для того, чтобы эта святыня была поставлена на твердый пьедестал, чтобы идеал не выступал в недостойной роли благого пожелания, не окутывался в покрове пошлого сентиментализма, весь центр тяжести нашего внимания, вся сила нашего духа и ума должны быть направлены в сторону его реального обоснования. Создание этих условий, организация тех сил, которые призваны служить осуществлению главнейшей цели, - эта тяжелая и мелочная работа может идти успешно только тогда, когда мы сознаем всю важность, всю необходимость предпринимаемого нами дела, когда связанные с этим делом обязанности переживаются, как своего рода самоцель.

Эти обязанности лежат не между небом и землей, не в области идеалистических излияний, не в области жалких попыток оживления изжитых мотивов, а в самых низинах "будничной и мелочной жизни".

Продуманное отношение к идеалу обязывает... Напрасно докладчица с таким презрением подчеркивает слова "мелочная, будничная" практика. Ведь дело, истинно великое дело, делается не в праздники, а в будни... Революционный момент - это великое празднество в народной жизни, момент не столько творчества, сколько обнаружения народных сил, день за днем скапливавшихся тяжелым трудом предшествовавших десятилетий.

В массовом подъеме чувств, в избытке альтруистического забвения, в великом, объединяющем все национальное целое порыве к солидарности и братству - во всем этом так много трагически праздничного...

Когда миновало мгновение всплеска народных сил, минута их яркого и действенного изъявления, наступает длительный период их нового подбора и накопления.

Революционный момент - это мировой смотр национальным силам; обнаруживая все величие национальной сущности, он раскрывает и ее слабости; не обязаны ли мы без промедления воспользоваться открытой перед нами расчетной книгой и беспристрастно подвести баланс? - поневоле возникает вопрос. И если даже возможно признать, что в минуты разгара борьбы холодная критика пассивного свидетеля свершающихся событий не служит на пользу общественного действования, то иное дело последующий период, когда революционное возбуждение исчерпало себя, когда рассеялся гипноз, оттеснявший на самое дно нашей души все иные многосложные требования нашей духовности, когда властно заговорили в нас и умственные, и этические, и художественные запросы...

Далее...