Они согласились с утверждением, что: "семья - это брак; мужчины и женщины - существа разные и это предполагает их разную роль в семье". Напротив, 60% поддержали семью-партнерство: "семья - это совместность, взаимность; мужчины и женщины не одинаковы, но они должны, насколько это возможно, в равной мере участвовать в домашнем труде; зарегистрированный брак не обязателен".

В 1994 году замужние москвички все больше предпочитают традиционный вариант: ему отдают предпочтение 44% опрошенных, почти столько же - 46% - остаются приверженцами модели "семьи-партнерства", а 10% предпочли такую нетрадиционную форму как семья-контракт: "заключается обоюдное соглашение по распределению труда;

это не обязательно юридический брачный контракт; пара живет совместно, пока каждый что-то получает от этих отношений и пока обе стороны придерживаются контракта".

Можно предположить, что усиливается элемент рационализма при заключении брака. Последнее могли бы подтвердить исследования того, насколько широко принимается мужчинами и женщинами идея контракта, заключаемого при вступлении в брак.

В контексте других изменений, о которых мы упоминали выше, эти результаты служит еще одним подтверждением того, что к середине 90-х годов общественное мнение - прежде всего, женское - "сдвигалось" в сторону большего принятия традиционной семьи с четко прописанными ролевыми позициями.

В чем состоят основные различия респонденток, выбравших противоположные стратегии семейного поведения - традиционную ("пусть проблемы решает муж") и "модернистскую" ("буду искать более денежную работу, буду сочетать семью и профессию")? Как соотносятся они с другими типами поведения ("будем экономить на всем", "я растеряна, не знаю, что делать", "ничего не хочу менять", "буду открывать собственное дело")?

Наше предположение состояло в том, что женщины выбравшие стратегии "пусть думает муж" и "буду искать более денежную работу" дают противоположные ответы по большинству вопросов и используют разные механизмы адаптации к нынешней ситуации. Кто из них оказывается успешнее?

Оказалось, что респондентки, предпочитающие искать более денежную работу, имеют более высокий уровень образования (см. таблицу 1, с. 146).

В первой группе женщины явно ориентированы на образ жизни домашней хозяйки. Во второй - на образ работающей жены и матери (см. таблицу 2, с. 146).

таблица 1.

^* В дальнейшем стратегии обозначаются цифрами 1 -("пусть думает муж") и 2 - ("буду искать более денежную работу").

таблица 2. Предпочитаемый образ жизни при условии высокого заработка мужа (в %)

таблица 3. Предпочитаемый тип семейных отношений (в %)

"Патриархальная ориентация" респонденток 1 группы и здесь оказалась очевидной. Респондентки второй группы продолжают настаивать на эгалитарной модели отношений (см. таблицу 3, с. 146).

Отвечая на вопрос "что такое для вас "хорошая работа"", респондентки обеих групп поставили на первое место совокупность признаков, которые можно было бы обозначить как "удобство" (близость от дома, режим труда, хороший коллектив, условия труда), на второе и третье места вышли "зарплата" и "интересная работа". Причем именно в такой последовательности их расположили респондентки второй группы, а "традиционалистки" поставили "зарплату" после "интересной работы". Кроме того, респондентки второй группы отметили как характеристику "хорошей работы" то, что она дает возможность делать карьеру и обеспечивает гарантии против безработицы.

Эти, на первый взгляд, парадоксальные результаты говорят тем не менее о более трезвом взгляде респонденток 2 группы на работу, о том, что они действительно, думают о ней, как о средстве преодоления кризиса - в отличие от "традиционалисток", которые, очевидно, не видят в работе главной и реальной опоры в кризисной ситуации. При этом на прямой вопрос "хотели бы вы делать карьеру" положительно ответила половина респонденток из первой группы и 75% респонденток из второй.

Последнее позволяет предположить, что "карьера", равно как и "интересная работа" являются для респонденток первой группы не столько знаками профессиональной ориентации, сколько свидетельством того, что профессиональная занятость стала неотъемлемым элементом образа жизни женщины.

По показателям удовлетворенности жизнью (отношениями с мужем, собой в роли матери, достигнутой мерой сочетания семьи и работы, распределением домашних обязанностей - и жизнью и перспективами страны в целом) респондентки из двух групп существенно не различаются между собой. Но, как оказалось, они с разной степенью успешности справляются в нынешней жизнью.

Мы выбрали три показателя неадаптированности респонденток: "нахожусь в постоянном напряжении, не знаю как свести концы с концами"; "беспокоюсь о своем будущем"; "беспокоюсь о будущем детей". Наиболее "сильный" показатель неадаптированности - первый. Последний - наиболее "слабый", поскольку говорит не столько о том, как справляется человек с нынешней ситуацией, сколько об общей обеспокоенности будущем, которую демонстрируют практически все респонденты - мужчины и женщины.

Оказалось, что с суждением "нахожусь в постоянном напряжении, не знаю, как свести концы с концами" согласились 42% респонденток из первой группы и только 8,3% из второй. Собственным будущем обеспокоены в равной степени как те, так и другие.

Таким образом, оказалось, что в целом респондентки первой группы хуже адаптируются к нынешней ситуации, чем те, которые собираются "искать более денежную работу". Поскольку показатели удовлетворенности внутрисемейными отношениями мало различаются у представительниц той и другой групп, можно с большим основанием предположить, что та или иная степень адаптированности и способность справляться с нынешними трудностями связана с различием ориентации ("на дом" или "на работу") и с такой характеристикой, как уровень образования респонденток. Иначе говоря, более адаптированными оказываются более "современные" женщины из второй группы. Напротив, среди "традиционалисток" больше несправляющихся.

На первый взгляд, этот вывод противоречит выводу нашего исследования 1991 года, в котором оказалось, что семейная идентичность женщины является лучшей защитой от стресса, чем профессиональная идентичность. Но это лишь кажущееся противоречие.

В 1991 году семейно-ориентированные женщины еще в незначительной степени ощутили происходящие изменения. Профессионально- ориентированные включились в них и столкнулись с большими проблемами - отсюда их большая неудовлетворенность и напряженность.

В 1994 году жизнь разительно изменилась для всех - теперь именно семейно-ориентированные женщины, или женщины, "прячущиеся в семью", оказались в более уязвимом положении. Кстати, наряду с постоянным напряжением, о котором говорит почти половина из них, почти столько же согласились с утверждением "мой муж все время занят, я почти не вижу его дома". Очевидно, что подобная ситуация провоцирует постоянный стресс в семье, который в дальнейшем скажется не только на взаимоотношениях супругов, но и на отношениях с детьми, физическом и психическом здоровье членов семьи.

Таким образом, если семья избирает традиционалистскую стратегию, она лишь на какое-то время преодолевает кризис. Он неминуемо обрушивается на нее с новой силой в условиях, когда в обществе отсутствуют структуры, обеспечивающие быт, досуг и общение как женщин, так и мужчин, которые видят в разделении сфер жизненной активности решение нынешних проблем семьи. Первые должны полностью отказаться от возможностей самореализации, а вторые делать "сверхусилии" для того, чтобы поддерживать семью "хотя бы на среднем уровне" (Выражение одного из респондентов). Важно также и то, что не разработаны правовые гарантии и меры социальной защиты, имеющие в виду семейную стратегию такого типа.

Наши респонденты разделяют расхожее мнение, что все проблемы неработающей женщины связаны лишь с материальным положением семьи. Как показывают немногочисленные пока исследования состоятельных семей в России, это иллюзия (об этом подробнее - в разделе 4 настоящей главы).

К их числу мы отнесли три типа поведения семьи: "перекрутимся, будем экономить на всем" (1), "будем жить как раньше: нам пока хватает" (2), "растеряны, не знаем, что делать, живем, стараясь не думать о завтрашнем дне" (3). Среди респонденток и респондентов (последнюю выбрали только женщины), принадлежащих к этим трем группам, нет ярких различий в уровне образования. Самый низкий доход (60000 рублей на одного члена семьи) в группе "растерявшихся". В двух других он составляет 150000 рублей на одного члена семьи. Интересно, что одни при этом предполагают "экономить на всем", другие считают, что им "пока хватает". Очевидно, здесь мы сталкиваемся с тем, что в разных группах населения формируется свое представление о бедности и достатке. Практически никто из женщин в этих группах не выбрал возможность стать домохозяйкой - все предпочли неполный рабочий день.

В наименьшей степени оказались адаптированы представительницы третьей группы. У них самая высокая неудовлетворенность жизнью и супружескими взаимоотношениями, наименее удачно решена проблема равновесия семьи и работы. Треть из них заявили, что "постоянно находятся в напряжении, не знают, как свести концы с концами" (в первой группе с Этим согласились 17% опрошенных, во второй - никто не выбрал эту позицию).

Характерной особенностью третьей группы является то, что в ней половина респонденток выбрали, как наиболее предпочтительный, вариант традиционной семьи. В двух других группах безусловное предпочтение отдается семье-партнерству. Здесь мы также наблюдаем ориентацию к традиционализации семейных отношений жизни у наиболее уязвимой категории респондентов, у наименее справляющихся с нынешней ситуацией женщин.

Можно предположить, что эта тенденция, связанная с попыткой опереться на резервы кажущихся устойчивыми отношений традиционной семьи, не столько вынужденная экономическими условиями стратегия преодоления кризиса, сколько стратегия психологической защиты в крайне нестабильном обществе. Не столько "знак" укрепления семьи или, по крайней мере, желания ее укрепить, сколько попытка спрятаться от проблем, использовав при этом резерв патриархальных семейных ценностей.

Как мы уже упоминали, незначительная доля женщин (6%) и чуть более трети мужчин предпочли вариант "открыть свое дело".

Среди женщин, выбравших этот вариант, половина имеет среднее специальное, половина высшее образование. В их семьях самый высокий доход на одного человека по сравнению с семьями других респондентов. (Он составлял 350 тысяч рублей.) Все они ориентированы на профессиональный рост, удовлетворены жизнью и супружескими отношениями в частности. Никто не выбрал возможность стать домохозяйкой и вариант традиционных семейных отношений. Все предпочли семью-партнерство. Главное, что характерно в последнее время для их жизни, - это то, что все они значительно больше заняты на работе и больше, чем раньше, обеспокоены будущим детей. Как кажется, мы столкнулись с представительницами семейной стратегии "семьи с двумя карьерами".

Мужчин - представителей этой группы отличает прежде всего то, что они значительно меньше, чем женщины, удовлетворены жизнью в целом и почти все признают, что "находятся в постоянном напряжении". Все они являются работниками частных предприятий и СП и все озабочены нестабильностью нынешней экономической и политической ситуации.

Таким образом, оказывается, что мужчины, предлагающие открыть собственное дело, труднее адаптируются к кризисной ситуации, чем женщины, выбирающие аналогичную стратегию поведения. Это предположение было бы важно проверить с помощью более углубленного анализа на материале исследования "новых русских". Но уже в контексте наших результатов данный вывод выглядит вполне логичным, поскольку положение главного и чаще всего единственного кормильца семьи, в котором, как правило, оказывается мужчина, занимающийся бизнесом, требует а нынешних условиях огромного напряжения. Напротив, женщина, занимающаяся бизнесом, не ставит перед собой задачи быть главой семьи, построенной по патриархальному образцу (и никто от нее этого не ждет). Возможно, она вообще реже, чем мужчина, выбирает данную стратегию под влиянием экономической необходимости и чаще как возможность наиболее полной самореализации.

С первых шагов движения к новому социально-экономическому устройству в России началось ожидание безработицы. Можно с уверенностью сказать, что наряду с имущественным неравенством безработица, по мнению специалистов и самого населения, должна была бы стать одной из главных черт образа жизни, который начал утверждаться в России.

В ходе периода "адаптации к новой реальности" (выражение Е. Гайдара) определились группы, наиболее уязвимые для безработицы. Уже в конце 199! года, когда общество находилось на пороге радикальных изменений, учащаяся молодежь⁶ на вопросы о потенциальной безработице в России отвечала, что, вероятнее всего, она будет значительна (54% против 23%, считающих, что "безработица будет незначительная") и что первыми и главными кандидатами в безработные будут 1) женщины, преимущественно с маленькими детьми, 2) "плохие работники" (в эту группу входят как люди менее квалифицированные, недостаточно образованные, так и просто недобросовестные работники), 3) молодежь.

Молодежь крупного города, получающая (или собирающаяся получать) высшее образование прекрасно отдавала себе отчет в том, что ввиду грозящей безработицы отбор будет происходить не только по критерию квалификации, но и по -критерию" пола. А то, что преимущественно безработными окажутся женщины с маленькими детьми, вносит в эту ситуацию элемент "справедливости", поскольку для женщины с маленьким ребенком считается вполне "естественным" не работать.

Аналогично рассуждали и более взрослые респонденты, опрошенные также в конце 1991 года в ходе Европейского сравнительного исследования- Хотя безработица (или ее угроза) не относилась к числу наиболее беспокоивших их в течение последних трех месяцев проблем, тем не менее мужчины были озабочены ею сильнее, чем женщины,

⁶ В г. Владивостоке нами было опрошено 300 человек в возраста 17-35 лет (150 юношей и 150 девушек), среди которых учащиеся "обычной" школы, специальной школы (с китайским и корейским языками), политехнического института, коммерческого института, Дальневосточного университета.

равно как и безработица мужа вызывала более сильное беспокойство, чем безработица жены: 9% мужчин и 14% женщин -сильно" беспокоил вопрос о безработице супруга, а вопрос о собственной безработице (ее угрозе) вызывал большее беспокойство у 18% мужчин и 12% женщин. А на вопрос о том, "испытывали бы Вы угрызения совести, если бы у Вас было рабочее место, а у Вашего супруга нет", 79% женщин и только 45% мужчин ответили, что они бы "испытывали очень сильные угрызения совести", и 37% женщин и только 11% мужчин считали, что они "не испытывали бы угрызений совести".

В 1991 году в целом по России женщины составили 70% безработных, а по отдельным регионам их доля была еще выше. До 80% безработных составляли женщины с высшим образованием. В начале 1993 года среди безработных с высшим образованием женщины составляли 73,5 процента, со средним техническим - 78,3%, со средним специальным - 66,8%, с незаконченным средним - только 54,4% . Доля женщин среди безработных колебалась в различных регионах России от 69% до 73% [41].

Е. Мезенцева, проводившая в 1992 г. интервьюирование руководителей - мужчин и женщин - в нескольких крупных городах России, установила, что более 40% опрошенных считают, что доля женщин среди занятых в ближайшие 2-3 года будет снижаться, 35% полагают, что все останется без изменений, и только 14% считают, что доля женщин в численности занятых повысится. При этом 50% опрошенных руководителей были отнесены ею к типу руководителей, которые "видят в сокращении женской занятости лишь позитивные моменты". Единственное негативное обстоятельство, связанное со снижением занятости женщин, на их взгляд, - это трудности укомплектования кадрами непривлекательных для мужчин рабочих мест, на которых сегодня заняты женщины. По мнению опрошенных руководителей предприятий, женщинам больше подходит исполнительская работа, не требующая высокой квалификации и образования [42].

В Москве в начале марта 1994 года было официально зарегистрировано около 20000 безработных. Их социальный портрет выглядел так:

средний возраст 39 лет, высшее образование имеют 85% безработных, из них 79% - женщины [43]. И хотя, по официальным данным, в 1994 году доля женщин среди зарегистрированных безработных несколько снизилась (64% против 72% в 1992 году), они продолжали оставаться одной из наиболее уязвимых при сокращении числа занятых на предприятиях и учреждениях групп населения. При этом, как показывали уже проведенные исследования, безработица (даже временная) оказывает влияние на весь образ жизни женщины, меняя ее психологию, отношение к жизни и своей роли в семье.

По данным исследования, проведенного в конце 1993 года в семи городах России и охватившего 1157 человек, среди которых женщины составили 84 процента, оказалось, что две трети безработных женщин попали в материальную зависимость от близких и их нагрузка по дому резко возросла. Авторы исследования делают вывод: "Женщины, вынужденно оказавшиеся дома, не чувствуют себя в нем комфортно. Они скрывают от окружающих факт своей безработицы и страдают от одиночества" [44].

Интервьюирование, проведенное нами в Москве, позволило зафиксировать некоторые характерные черты "женского лица" безработицы 90-х годов.

По данным на июль 1993 года на одной из бирж труда (Северо-Восточный округ) 75% обратившихся на биржу - женщины. Основная возрастная группа - 30-45 лет.

Специальности обратившихся на биржу труда:

Рабочие 128 чел. (женщин 85),

из них (самые большие по численности группы):

операторы ЭВМ 12 чел. (женщин 11);

контролеры 14 чел. (женщин 10);

подсобные рабочие 6 чел. (женщин 5). Служащие 575 чел. (женщин 478),

из них (самые большие по численности группы:

инженеры 259 чел. (женщин 218);

бухгалтеры 27 чел. (женщин 27);

научные сотрудники 22 чел. (женщин 15);

экономисты 31 чел.(/женщин 31);

руководители 40 человек (женщин 25);

техники 20 человек (женщин 18).

Таким образом, сокращают не только женщин, но сами по себе "женские профессии", точнее, профессии, ставшие преимущественно женскими за послевоенные годы (исключение в данном случае составляют "руководители"). Если иметь в виду уже приведенные данные социологических исследований, нельзя сказать, чтобы это явилось неожиданностью для общества, чтобы оно переживало шок в связи с тем, что подавляющее большинство безработных будут составлять женщины и отнюдь не только и не столько рабочих специальностей. Скорее, процесс феминизации безработицы происходит в соответствии с широко распространенными и укорененными представлениями о женской роли в семье и на работе, представлениями о женской жизненной стратегии, ядром которой является семья.

В то же время, вряд ли можно надеяться на то, что женская безработица по этим причинам не становится и не станет острой проблемой.

Острота этой проблемы связана прежде всего с тем, что большинство увольняемых женщин имеют высшее или среднее образование, работали в должностях специалистов разного профиля и у них несмотря ни на что была сформирована установка на труд вне дома в соответствии со специальностью и квалификацией. В то же время, по данным Федеральной службы занятости на июль 1993 г., 90% свободных мест были предназначены для рабочих ("Известия". 1993, № 131). Таким образом, увольняемым предлагали резко снизить уровень профессиональных притязаний или оставить работу вообще. Именно в таком ключе формировалась своеобразная идеология работников службы занятости: "не надо бояться никакой работы", "кто хочет работать, тот найдет эту возможность", а "сюда обращаются, в основном, женщины, которые не хотят работать" (из интервью с руководителем и сотрудником департамента занятости в Москве).

Хотя в последние годы и в значительной степени в связи с появлением "открытой" (взамен скрытой) безработицы делаются попытки "вернуть женщину в семью", объяснив ей ее "естественное" предназначение, эти попытки встречают и будут встречать сопротивление. Вместе с тем, уже у 1993 г. было заметно и другое: меняется отношение женщины к содержанию труда и своей профессиональной карьере. Если раньше "работать" означало для нее работать после получения образования на одном государственном предприятии, то теперь под "работать" мыслится, прежде всего, "зарабатывать деньги", зачастую меняя специальность, переучиваясь, переквалифицируясь и т.д. Интересно, что, хотя ни система переквалификации, ни биржи труда еще пока не готовы помочь осуществиться такой установке, сама установка на поиск работы, дающей возможность выжить в переходный период, формируется очень быстро. Сотрудники службы занятости видели в этом признак того, что люди, прежде всего женщины, "адаптировались к безработице", что "шок прошел" (имеется ввиду шок, связанный с потерей места работы на государственном предприятии), что постепенно привыкают к тому, что "любая работа подходит, если она может прокормить".

Проиллюстрируем эти выводы материалами нескольких интервью с женщинами, потерявшими работу.

Среди безработных женщин, пришедших на регистрацию в Департамент занятости Северо-восточного округа г. Москвы, были выбраны "типичные фигуры" - представители тех групп, которые являются, согласно статистике Биржи труда, наиболее уязвимыми в ситуации безработицы. Это женщина-рабочая, никогда не занимавшаяся квалифицированным трудом; "молодой специалист"; инженер-экономист, уволенная в связи с сокращением отдела на предприятии; астрофизик, сотрудник НИИ.

Характерно, что все респондентки получили образование и трое последних имели стаж работы по избранной специальности. Ни одна из респонденток не принадлежит к группе "предпенсионного возраста" - двое находятся в начале, и двое в "зените" своей трудовой карьеры.

Рабочая, 26 лет. Окончила архивный техникум, куда поступила после восьмого класса по совету матери. В школе училась "средне", но тем не менее не пошла сразу работать, предпочла учиться в надежде на "выгодную, престижную работу". Но по специальности работала очень мало ("почти не работала", поскольку это оказался "грязный и тяжелый труд"). Полученные знания почти не пригодились ("учили в основном теории и как работать в ведомственных архивах, а после окончания предложили работу в поликлинике"). Так с 19 лет работает, где придется, последнее место - сезонная рабочая в ботаническом саду.

Респондентка замужем, детей нет, муж "отбывает заключение в Казани". Сейчас она живет с родителями, которые по специальности рабочие: мать кладовщица, зарплата 20000 рублей в месяц, отец - электромонтажник - зарплата 30000 рублей в месяц⁷.

Последнее время, находясь без работы, помогала родителям делать заготовки на зиму ("Что мать с дачи привезет - законсервировать, помыть, почистить, порезать. Но вот уже мама мне сказала: все, твоя работа на этом кончается, иди искать работу").

Ни в коем случае не хотела бы "сидеть дома", даже если бы обеспечивали родители или муж. Обратилась на биржу труда, чтобы подыскать курсы вязания и работать, но не дома, а в какой-нибудь "маленькой мастерской". ("Одна моя знакомая очень выгодно вышла замуж, она вообще не работает, хотя окончила институт, но я не завидую. Я так не люблю. Я хочу работать".) Считает, что ее проблема - не то, что лишилась работы, а то, что в самом начале неправильно выбрала специальность.

Бухгалтер, 21 год. "Молодой специалист", окончила техникум. Пришлось уволиться, потому что "очень мало платили" - 15000 рублей в месяц. Своей специальностью довольна и пробует устроиться бухгалтером, но "это трудно сейчас, так как любят опытных, не хотят возиться с такими, кого надо еще чему-то учить".

Не замужем. Живет с родителями. Мать - инженер, отец - рабочий. Родители "пока содержат", хотя им очень тяжело - получают сейчас, примерно, по 40000. ("Раньше мы были среднеобеспеченной семьей, родители зарабатывали по 400 рублей в месяц. Сейчас положение сильно ухудшилось: уже 5 лет никуда не ездим отдыхать летом, мама боится, что может оказаться безработной...".)

Перспектива сидеть дома, "если хорошо выйдет замуж", не кажется респондентке приемлемой. ("Конечно, хорошо иметь обеспеченного

⁷ Средняя зарплата по РФ в 1993 г. составила 58663 руб. по Москве - 63497 руб. (Семья в России. М., 1996, с. 107.)

мужа, но сейчас мне хотелось бы все-таки работать. Чтобы работа была интересная, меня устраивала.) Свою главную проблему респондентка видит сейчас в том, что среди бухгалтеров существует большая конкуренция, которая и на государственных и в частных предприятиях решается в пользу более опытных работников, со стажем. Она готова была бы начать и собственное дело, считает, что "у нее получилось бы", но нет "первоначального капитала". Не исключает для себя и возможность получить высшее образование, но "сейчас нет денег", да и работа бухгалтера "вполне подходит для женщины".

Инженер-экономист, 42 года. Уволена в связи с сокращением планового отдела на предприятии, где она проработала всю "взрослую жизнь". Была прежде очень довольна своей профессией (закончила технологический институт). После увольнения (в апреле 1993 г.) пережила шок. Никак не могла привыкнуть к своему новому положению. По специальности устроиться не пыталась, поскольку уверена, что это невозможно - "и уж во всяком случае через биржу труда".

Замужем. Дочь 20 лет учится в финансовом институте. Пока семья справляется с трудностями, потому что "муж хорошо зарабатывает" ("Он доволен, что я сижу дома, считает, что это всем очень хорошо".) Но перспектива и дальше "сидеть дома" респондентку совершенно не устраивает. Сейчас она решила "отдохнуть" и, одновременно, начать учиться "на бухгалтера или на менеджера".

Респондентка остро переживает несправедливость случившегося с ней, обижена на администрацию предприятия. ("Увольняют, конечно, в основном женщин, но тоже, главным образом, тех, кто активен, имеет собственное мнение - сводят счеты. Оставляют таких, которые удобны".) Считает, что начавшаяся безработица дает начальству преимущества и делает подчиненных беззащитными. Главная ее проблема в том, что нет никакой надежды восстановить прежнее положение, найти такую же работу, - и приходится менять образ жизни, быть "при муже" без определенного пока занятия. Тем не менее, респондентка все-таки считает, что "мужчине стать безработным гораздо тяжелее, чем женщине" - это было бы "катастрофой для семьи".

Инженер-астрофизик, 45 лет. Окончила университет, работала в престижном НИИ. Работа была связана с исследованиями космоса. Отдел, где она работала, не был ликвидирован, но постепенно снижалась зарплата, "стало совсем невозможно", было ясно, что надо искать другую работу.

О прежней специальности жалеет, хотя выбирала ее "по романтическим соображениям": прочитала роман Д. Гранина "Иду на грозу". Ее собственная деятельность - "с цифрами, расчетами" не была особенно романтической, но окружали интересные люди - и "в общем, все устраивало".

Замужем, муж - кандидат наук, тоже, скорее всего, должен будет сменить специальность. Взрослый сын учится в политехническом институте.

Конечно, остаться совсем без работы было бы немыслимо, прежде всего, "по материальным соображениям" и она вполне разделяет мнение работников Департамента занятости, что "любая работа подойдет, если надо выжить". Но считает, что этот, новый этап ее жизни, совсем не то, что она хотела, "хотя, возможно, то, чем раньше занималась, было не очень-то нужно "обществу" и не так романтично, как представлялось, все-таки это удовлетворяло гораздо больше".

Главная проблема респондентки - неизбежность "снизить амбиции", заниматься прозаической работой, требующей более низкой квалификации, чем та, которую она имеет.

Во всех четырех случаях мы столкнулись со стратегией выживания в условиях экономического кризиса. Все респондентки переживают свою ситуацию с разной степенью остроты: чем выше уровень образования и более устойчивы установки на сочетание семейных обязанностей и работы вне дома, тем сильнее неудовлетворенность нынешним неустойчивым положением. В то же время, ни в одном из случаев не прослеживается собственно профессиональной ориентации, которая заставила бы женщин искать работу в соответствии с квалификацией, не снижая амбиций - скорее прослеживается ориентация на собственный доход, который "не помешает", если даже муж будет в состоянии полностью обеспечить семью, и ориентация на возможность общения, не ограниченного стенами дома.

Все это позволяет предположить, что в кризисный период базовой остается прежде единственная модель "семья - работа", которая является основной для большинства женщин, но которая предполагает теперь необходимость переквалификации (и, скорее всего, снижения профессиональных амбиций) в течение трудовой жизни. Нынешние безработные женщины демонстрируют именно эту стратегию поведения. Стратегии "профессионально-ориентированной женщины" и "домашней хозяйки" будут, очевидно, формироваться не столько в зависимости от фактора растущей безработицы, сколько по мере преодоления экономического кризиса и достижения стабильности в обществе. Вероятно, обе эти стратегии не могут полноценно осуществиться, когда подавляющее большинство женщин вынуждены работать или вынуждены не работать. Затянувшийся экономический и социально-культурный кризис способствует лишь привыканию к "снижению амбиций" в рамках все той же двойной занятости.

4. Жены "новых русских" бизнесменов:

В течение многих лет советские социологи семьи в разных вариантах задавали женщинам вопрос: если бы ваш муж достаточно зарабатывал, какой образ жизни вы бы предпочли - работать или стать домашней хозяйкой? Последнее почти всегда выбирало ничтожное меньшинство респонденток (подробнее об этом - в главе "Семейный статус женщины и ее профессиональная карьера"). Однако за последние несколько лет, когда обнаружилось, что взгляды и позиции людей меняются "с точностью до наоборот", уже не приходится удивляться тому, что одним их самых заветных желаний бывшей советской женщины оказалось желание стать домохозяйкой или, по крайней мере, жить в семье, построенной по традиционному образцу.

Как показало Европейское сравнительное исследование, в 1991 году, когда советская эпоха стремительно уходила в прошлое, образ жизни неработающей жены обеспеченного мужа предпочитали уже треть женщин, опрошенных в пяти городах России. В конце 1993 - начале 1994 года в Москве об этом говорили 20% опрошенных нами женщин и более 30% считали, что наилучшей является такая организация семьи, при которой муж и жена играют свои традиционные роли: ее мир - дом, его мир - работа. Итак, значительная часть женщин были, как оказалось, готовы отказаться от того пути, по которому шла жизнь их бабушек и матерей, начиная с 20-30-х годов. Что это - действительная переоценка ценностей или просто психологическая защита от бесконечных проблем настоящего плюс накопившаяся в генах усталость, выраженная грубоватой сентенцией: "я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик"? Ведь совершенно ясно, что для подавляющего большинства женщин вариант "обеспеченной мужем домохозяйки" есть достаточно абстрактная ситуация, знакомая скорее по книгам, фильмам, рекламе, чьим-то рассказам, из обрывков которых и творится новый миф о счастливой и гармоничной семье. Об этом говорит хотя бы тот факт, что, выбирая образ жизни домохозяйки, российские респондентки в 1991 году значительно реже, чем респондентки из других стран, участвовавших в исследовании, думали о том, что "неработающая женщина находится в экономический зависимости от мужа" - то есть они не задумывались о главном, что отличает жизнь "профессиональной" домашней хозяйки от жизни работающей женщины.

Как в реальности осваивается женщина со своей новой ролью - неработающей жены обеспеченного мужа, и какие варианты поведения она при этом выбирает? Чтобы понять это, мы обратились к тем "новым богатым" женщинам, (нашими респондентками были именно "новые богатые" - то есть до недавнего прошлого вполне рядовые советские гражданки), у которых есть: обеспеченный муж (конечно, бизнесмен), налаженный быт и реальная (а не абстрактная!) возможность не работать.

Далее...