Подведем итоги.

Оказалось, что как замужним, так и незамужним женщинам, ориентированным на профессию и карьеру, приходится преодолевать сопротивление общества идее личной карьеры вообще и женской карьеры в частности. Статус незамужней женщины является при этом "отягчавшим обстоятельством". Профессиональная ориентация незамужних женщин ближе к "достижительной" мужской установке на карьеру, но это не столько сознательный личный выбор, сколько "вынужденная" ориентация. Она усиливается тем, что сам тип профессионально-ориентированной женщины еще только формируется в российском обществе. Он оказался столь же мало известным ему, как и тип домашней хозяйки. По поводу первого, как и поводу второго, существует много соображений, иногда весьма далеких от реальности. Оба эти персонажа - профессионально-ориентированная женщина и домашняя хозяйка - рождаются из компромиссной фигуры "работающей жены и матери", которая все с большим трудом справляется с меняющейся на глазах жизнью. Возникает закономерный вопрос: обусловлены ли эти трудности лишь кризисом И переходным периодом, который остро переживает Россия, или их причины кроются также в национальном менталитете и особенностях гендерных отношений, существующих в России? Анализ межкультурных сравнительных данных может пролить свет на этот вопрос.

С того момента, когда социально-политические идеи реформаторства стали проводиться в жизнь в России, не утихает дискуссия о причинах, по которым реформа - в особенности экономическая, - кажется, ни в чем еще не дала наглядного позитивного результата. "Реформы воздействуют на кризис, но не так, как ожидалось: они пока что способствуют его расширению и обострению, а не разрешению. Со своей стороны, он негативно влияет на реформы, вызывает непредвиденные их последствия. Взаимодействуя, кризис и реформы... формируют неожиданные результаты. Российское общество как система ушло далеко от равновесия и, переступив порог устойчивости, оказалось в хаотической области" [34].

Попытки свести анализ происходящего лишь к поиску "объективных" экономических факторов ни к чему не привели. И тогда все громче стали слышны голоса, призывавшие обратить внимание на социокультурные особенности, ценностные ориентации "советских" (постсоветских?) людей. Заговорили о "российском менталитете" [35], о традиционных (то есть как бы "антисоветских") российских ценностях и о привитых русскому характеру социализмом иждивенчестве, отсутствии инициативы и стремления к независимости, неприятии чужого преуспевания и т. п. Эта общественная дискуссия подстегнула и ранее активный интерес российских социологов к исследованиям ценностей. Однако именно кросс-культурное сравнение предоставляет наибольшие возможности хоть какой-то операциоиализации и верификации подобных идей. Лишь сравнивая ценностные профили, полученные на российском материале, с одной стороны, с ценностными профилями в других странах, переживших социализм, а с другой - в странах "западной демократии", можно более или менее обоснованно говорить о каких-то особенностях "российской ментальности" в отличие от "влияния социализма" И просто общечеловеческих или, допустим, общеевропейских сходства и разнообразия.

В нашем исследовании данные, полученные при помощи "ценностного меню", были обработаны с помощью факторного анализа с целью обнаружения более или менее устойчивых и значимых ценностных констелляций для каждой национальной выборки¹.

Мы хотели бы представить результаты анализа ответов российских матерей на один из вопросов анкеты, в котором респондентов просили оценить, насколько важными они для себя считают те или иные ценности, При этом предлагалось ценностное "меню", состоявшее из 22-х понятий, каждое из которых оценивалось респондентами по пятибальной шкале - от "совершенно неважно" до "чрезвычайно важно". Перечислим эти понятия: семья, дети, брак, любовь, свобода, свободное время, самореализация, творчество, профессия (работа), гражданственность, солидарность, родина, личная независимость, дружба, дисциплина, честность, образование, трудолюбие, религия, традиция, национальность², терпимость (к меньшинствам). Возможно, имеет смысл сразу отметить, что ведущими ценностями во всех странах оказались дети и семья, а минимально значимой - ценность религии: во всех странах, кроме Польши, она тяготела к отрицательному полюсу шкалы. Почти столь же низкую значимость имела в обеих Германиях ценность традиции, а в России - терпимости. Венгерки выделяются своей приверженностью любви, браку и свободе, а восточные немки и польки - профессии, работе. В результате для российских замужних матерей было выделено шесть основных факторов, требующих своей интерпретации. Наиболее важным дифференцирующим фактором, объясняющим около 70% вариаций ответов, оказался фактор, который первоначально был - разумеется весьма условно - назван "фактором протестантских ценностей". Туда вошли такие ценности как трудолюбие, дисциплина, образование и честность. В дальнейшем мы будем называть его "Т-фактор" (фактор трудолюбия). Конфигурация первого фактора в постсоциалистических странах очень сходна.

В Венгрии вдобавок к вышеперечисленным ценностям в него входят дружба и свободное время, в Польше - свобода и личная независимость, в Восточной Германии он практических идентичен российскому. Совершенно иная структура обнаруживается в Западной Германии. Позднее мы специально остановимся на этих различиях. Вначале рассмотрим

¹ Авторы выражают признательность одному из руководителей проекта с ненецкой стороны Юргену Зассу. Ему принадлежит сложный математический анализ материала.

²В России это понятие в списке отсутствовало.

таблица V.1. Отпуск по уходу за маленьким ребенком (% совершенно согласных с каждым утверждением)

подробнее и попробуем проинтерпретировать Т-фактор на российских данных.

I. Трудолюбие, дисциплина, честность - "протестантские ценности" или символ тревоги? Выделяя группу женщин, для которых характерен данный ценностный профиль (назовем его группа Т+), и противоположную группу, в которой ценности, входящие в первый фактор, оказались менее значимыми или даже отвергаемыми (группа Т-), мы предполагали, что для группы Т+ должна быть более характерна ориентация на работу, профессию, карьеру, а для группы Т- на собственно семейные ценности и образ жизни. Однако это разумное предположение не подтвердилось. Женщины Т+ чаще идентифицируются с семьей (56%), чем женщины Т- (43%). Время отпуска по уходу за маленьким ребенком именно ими переживается как более благоприятное, чем группой Т-.

В то же время, женщины Т+ группы чаще ощущают, что их детям недостает контакта с матерью (32% против 15% Т-) и с отцом, чаще говорят о том, что не достигли гармонического равновесия семьи и работы, реже ощущают себя реализовавшимися в профессии, несколько чаще хотят делать карьеру, больше озабочены денежными пособиями на детей и чаще утверждают, что ни в коем случае не взяли бы отпуска по уходу за маленьким ребенком, если бы по возвращению из отпуска рабочее место не было им гарантировано.

Интересно, что группа Т+ чаще ощущает окружение своих детей как менее дружелюбное к ним, особенно на предприятиях (считают отношение дружелюбным 8% Т+, 20% Т-), со стороны школьных учителей (13% и 21%). Более того, женщины группы Т+ чаще полагают, что люди на улицах и государство в целом враждебны по отношению к детям. Возможно, такая тенденция отражает ощущение частью женщин этой группы большей агрессивности среды в целом.

Можно предположить, что, испытывая более острый конфликт между профессиональной и традиционной материнской женской ролью, не в силах выпустить из рук первую или менее напряженно относиться к второй, женщины Т+ группы в большей мере ощущают детей как помеху, а материнство - как жертву и чувствуют себя (и партнера) виноватыми перед детьми (например, хотя по оценкам женщин группы Т+ их мужья участвуют в домашнем хозяйстве и уходе за детьми значительно активнее, чем в группе Т-, первые чаще недовольны своими партнерами с этой точки зрения). Среди женщин группы Т+ больше как тех, кто считает, что находиться дома с детьми - хорошо для женщины, так и тех, кто считает детей препятствием для профессионального продвижения. Это приводит к тому, что женщины группы Т+ чаще идеализируют роль домохозяйки ³ (около 70% из них считают, что домохозяйкам живется лучше, чем работающей женщине, в группе Т- такую точку зрения разделяют лишь 54% женщин), несколько чаще считают, что людям без детей живется лучше, чем людям с детьми.

Усилению вышеописанного конфликта способствует противоречивое сочетание в этой группе выраженной детоцентристской и семейной ориентации с более высокой оценкой своей работы: совершенно неинтересной ее считают 10% Т+ и 17% Т-, дающей возможность самостоятельно принимать решения - 46% Т+ и 32% Т-, высокооплачиваемой - 23% Т+ и 13% Т-⁴. Продвижение по службе сделало бы, как они считают, их работу более интересной, придало бы им больше самостоятельности и, главное, авторитета (51% Т+ и 27% Т-) и власти 27% Т+ и 16% Т- ⁵. Учитывая, что в группе Т+ несколько больше женщин хотели бы делать карьеру и меньше тех, кто на работе ограничивается лишь необходимой деятельностью и не перерабатывает, вероятно, не будет слишком вольным допущение, что внутри Т+ группы есть небольшая подгруппа женщин с ярко выраженными профессиональными и социальными амбициями и конкурентностью.

Казалось бы, это согласуется с гипотезой о том, что "фактор трудолюбия" действительно имеет отношение к "протестантским ценностям", которые с легкой руки Вебера уже неизбежно ассоциируются с "духом капитализма". Однако именно в этой подгруппе в большей мере обнаруживаются тенденции совершенно противоположные. Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что женщины группы Т+ оценивают профессию как менее важную для себя, чем женщины группы Т-. Их

³ Практически все опрошенные российские женщины являлись работающими женщинами. Кстати сказать, в стране победившей идеи женской эмансипации и равноправия (узко трактуемой как почти всеобщая женская занятость) 61% женщин считает, что домохозяйкам живется лучше, а около 1/3 готовы были бы сами вести этот образ жизни, если бы муж их достаточно обеспечивал. В 1991 году мечта стать домохозяйкой практически не основывалась ни на каком реальном образе: этот вид образа жизни только стал возникать в городах России. Равноправие не отразилось и на почти всеобщем убеждении в том, что мужчинам живется лучше, чем женщинам: его разделяют более 90% опрошенных женщин и 83% мужчин.

⁴ Судя по сравнительной оценке доходов, это соответствует действительности.

⁵ Такая структура ответов сближает "профиль" группы Т+ с типичной тенденцией мужских ответов.

таблица V.2. Что для Вас в жизни особенно важно? (% согласных по каждому утверждению)

ведущими ценностями оказываются честность, семья, трудолюбие, дисциплина, образование, дружба и свободное время. Большую, чем в группе Т-, значимость они придают также творчеству и личной независимости, но особый контраст с группой Т- создается тем, что в Т+-группе значимо чаще отмечается существенно более высокая ценность "родины", "гражданственности", "солидарности" и "традиции".

Лишь такие ценности, как семья, дети, любовь, профессия, свобода и самореализация, разделяются женщинами Т--группы почти в той же мере (а профессия, самореализация даже в большей), что и женщинами Т+-группы. Примерно в равной степени незначимы оказались в обеих группах "терпимость" и "религия" (впрочем, последняя реже рассматривается в группе Т+ как важная ценность, что парадоксально сочетается с более высокой ценностью традиций).

Учитывая внутренние связи между переменными (например, творчество высоко коррелирует с самореализацией, дисциплина - с трудолюбием, а религия - с традицией) и коэффициенты вариаций, т. е. степень разнообразия ответов (так, выборы таких ценностей, как семья и дети, весьма однородны, а религия, солидарность, гражданственность, терпимость и профессия дают наибольший разброс), можно предположить, что выделенные группы - особенно Т+-группа - не являются гомогенными, хотя для каждой из них и характерна определенная ценностная констелляция.

Иными словами, одной и той же ценностной "картинке" может придаваться различный смысл. Хотя наши данные не позволяют сделать в этой связи окончательного вывода, они говорят в пользу гипотезы

о том, что фактор трудолюбия характерен как минимум двум различным дам российских замужних женщин:

1. Социально и профессионально активным, желающим проторить дорогу в профессии и в жизни, не жертвуя при этом ни семьей, Ц независимостью, ни, возможно, карьерой - или, по крайней мере, Профессиональной самореализацией. Поэтому они требуют игры по давилам - честности, дисциплины, усердия и порядка. В современном российском обществе, где часто возникает ощущение, что практически никаких правил почти не существует, а действует лишь право сильного прихоть удачи, людей - особенно женщин как более уязвимой части социально-активного населения - чей вектор активности направлен на Социальный успех, такое положение сильно фрустрирует.

2. Если для вышеописанной группы фактор Т+ и может быть с натяжкой назван фактором протестантских ценностей, то для второй гипотетической подгруппы смысл этой ценностной констелляции может оказаться другим. Характерный "советский" набор ценностей:

гражданственность, солидарность, родина, сочетаясь с приобретающими особое звучание в контексте распада империи и обострения национал-патриотических настроений понятиями "родина" - "традиция" и, возможно, "религия", создает образ человека, выбитого из колеи и в сущности затрудняющегося построить более или менее отчетливую ценностную иерархию. Следует заметить, что лозунги "гражданственности" и "солидарности" (трудящихся, народов) были специфическими клише советского морального кодекса. Давно утратив первоначальный смысл, они стали обозначать некий комплекс, интерпретирующийся приблизительно как примат коллективного над личным, государственного над частным, общественного по отношению к индивидуальному. "Родина" в этом контексте задается как общее по отношению к частному, создающее этому частному единую систему соотнесения: индивиду должно быть более или менее ясно, как к чему относиться, какое поведение приемлемо и неприемлемо - как ребенку, которому родитель задает достаточно отчетливое и непротиворечивое правило, не давая особенно вдумываться в их обоснование. Это создает ощущение надежности, легко рушащееся, если приоритеты меняются: родитель вдруг отходит в сторону и ребенок оказывается лицом к лицу с тем, что он способен воспринимать лишь как мировой хаос. В этом смысле достаточно логично, что многие из тех, кто требование индивидуализации воспринимает как крах и предпочитает ей чувство защищенности, предоставляемое идентификацией с неким большим и незыблемым "мы", пытаются опереться на постсоветский комплекс традиционных ценностей, совершенно девальвированный в советское время и активно усиливающийся в последнее десятилетие. Мы имеем в виду прежде всего традицию и религию. В этом контексте понятие "Родина" приобретает другое значение нежели раньше: вместо "СССР - сверхдержава" - "Россия - великое национальное государство". В 1992 году около 30% москвичей одобряли участие российских казаков в вооруженном конфликте на территории другого государства (Молдавии); при этом 18% из них мотивировало свою поддержку тем, что "казаки - настоящие российские патриоты". За пять лет с 1987 по 1991 год число людей, считающих себя верующими, возросло более чем в 3 раза и достигло 19% среди мужчин и почти 40% среди женщин. Родиной в 1992 году (уже после распада СССР) считали Россию приблизительно 54% москвичей, а бывший СССР 27% [36].

"Социальный родитель" в виде коммунистического государства и "социальный родитель", облаченный в одежды "исторической традиции", "православной веры" и "русского патриотизма", не обязательно альтернативны: тут иногда важно не содержание, а функция.

К сожалению, в настоящий момент наши данные не позволяют ни подтвердить ни опровергнуть гипотезу о том, что за фактором "трудолюбия" скрываются, по меньшей мере, две различные подгруппы российских женщин: меньшая состоит из тех, для кого этот фактор можно было бы назвать "фактором трудовой и социальной активности" и большая - те, для кого это скорее "фактор социальной тревоги". Однако косвенным свидетельством в пользу этого предположения может служить, в частности, то, что женщинам, для которых характерна эта ценностная конфигурация, оказалось существенно более сложно переносить изменения, связанные с распадом прежней системы и реформами. Им:

1) трудно жить с сознанием неизвестности в будущем;

2) воспитывать детей в соответствии со своими требованиями;

3) жить в условиях конкуренции;

4) настраиваться на новые требования в работе и повседневной жизни;

5) проявлять личные способности и инициативу;

6) самой заботиться о личных и профессиональных планах;

7) менять взгляды, переучиваться;

8) использовать свои демократические права;

9) переносить то, что общество приобретает "западный вид". Они гораздо пессимистичнее в отношении перспектив страны ("все развивается к худшему", утверждали 53% Т- и 77% Т+). При этом их удовлетворенность собственной жизнью в настоящий момент и супружеством не слишком отличаются от соответствующих показателей в группе Т-, т. е. можно говорить, вероятно, о некоем "установочном" социальном пессимизме.

Любопытно, что во всех постсоциалистических странах структура фактора трудолюбия у женщин практически одна и та же. Это фактор № 1 в России, Венгрии и Восточной Германии, а в Польше "трудолюбие" входит сразу в три фактора: первый, где оно соседствует со свободой, личной независимостью, дружбой и любовью (фактор индивидуальных ценностей), второй - гражданственность, самореализация, отечество, национальность, терпимость (фактор движения "Солидарность") и третий - трудолюбие, родина, национальность, традиция, религия, дисциплина (фактор националпатриота). Таким образом, на примере польской выборки достаточно отчетливо видно, что одни и те же понятия имеют различный смысл в контексте той или иной ценностной констелляции.

Особая защитная роль, которая, по-видимому, отводится ценностям трудолюбия, честности и дисциплины женщинами в постсоциалистических странах, заметна при сравнении полученных на этих выборках ценностных профилей с факторной структурой по Западной Германии. В Западной Германии столь важный для остальных описываемых стран фактор трудолюбия является пятым - последним по удельному весу, наиболее слабым фактором. При этом к нему впервые относится такая ценность, как работа (профессия), т.е. только в случае бывшей Западной Германии этот фактор как бы дополняется до "фактора протестантских ценностей" или, во всяком случае, какого-то целого, каким оно видится с точки зрения здравого смысла (разве не странно, что трудолюбие и профессиональный труд принадлежит во всех исследуемых странах, кроме Западной Германии, к разным факторам?). В этом контексте образование, усердие, честность, трудолюбие и дисциплина теряют значение символов порядка и приобретают конкретный смысл условий профессионализма.

Фактор трудолюбия в России и отчасти в других странах Восточной Европы похоже является в какой-то мере эвфемизмом для жажды порядка и правил. В статье Н. Лапина отражены результаты исследования динамики ценностей в России в целом и в так называемых "горячих точках", т.е. зонах военных национальных конфликтов. "Законность" является по этим данным ведущей ценностью в основном массиве опрошенных (65%), значимость ее еще более повышается в "горячих точках" (до 80%) - т.е. как раз там, где какое-либо действие законов вообще прекратилось и идет война без границ и правил. Автор относит эту ценность к разряду "ценностей современной цивилизации" в отличие от "универсальных" и "традиционных" ценностей [37]. Однако, кажется очевидным, что в данном социальном контексте это не показатель степени модернизации, а естественная защитная реакция на кризис. Отвечая на вопросы социологов, люди используют те формулировки, которые им предлагают - будь то "законность", "дисциплина" или что-то другое - для того, чтобы выразить свою тревогу и чувство незащищенности и, косвенно, недовольство социальным устройством своей жизни.

Хотя данный раздел посвящен анализу ценностного профиля женщин, трудно удержаться от некоторых замечаний, касающихся ценностных конфигураций на материале респондентов-мужчин. Следует отметить, что факторный профиль российских мужчин - отцов малолетних детей существенно отличается. Не имея возможности более полно его проанализировать, заметим, лишь, что функцию психологической защиты, вероятно, в наибольшей степени выполняют фактор 2

таблица V.3. Преобладание различных ценностных ориентации в зависимости от образования мужчин

(фактор гражданственности) и фактор 3 (фактор самореализации), имеющие более явную традиционную структуру, выражающую разные аспекты мужской ролевой идентичности. Мы можем пока лишь выдвинуть гипотезу, что высокая значимость ценностей фактора 2 должна быть связана с более высоким уровнем социальной тревоги и пессимизма, а фактора 3 - с более низким. "Т-констелляция", которую мы описали на материале опроса женщин, равно как и "мужской" фактор 2 (гражданские добродетели), в неявном виде оказались более присущими мужчинам с невысоким образованием, а фактор 3 (самореализация) для мужчин с образованием выше полного среднего.

Последнее, что хотелось бы отметить в связи с Т-фактором, это то, что не входящая в него ценность работы (профессии) и у мужчин, и у женщин является частью ценностной констелляции, получившей условное название "фактор творческой самореализации", куда входят у женщин профессия, самореализация, творчество и терпимость, у мужчин - те же ценности и образование. Этот фактор пока не проанализирован в достаточной мере, однако уже сейчас можно сказать, что выраженность этой ценностной конфигурации помогает респондентам переносить перемены в обществе и связаны с более высокой оценкой перспектив страны (с социальным оптимизмом).

II. Недооценка любви. Еще одна любопытная особенность ценностного профиля, полученного в результате факторного анализа ответов российских опрошенных состоит в том, что вновь не подтвердилось одно из предположений здравого смысла. Исследования процесса модернизации семьи, имеющие достаточно долгую традицию в советской социологии, западные исследования и собственный жизненный опыт не подвергали сомнению тезисы о том, что модель брака, построенного на любви, начавшая распространяться еще в прошлом веке, в настоящее время является наиболее общепринятой [38]. Поэтому в ожидаемом ценностном пространстве "любовь" должна была бы органично войти в фактор семьи. Однако, в действительности это оказалось справедливо лишь для мужчин и женщин Западной Германии и женщин Венгрии. В России и Польше любовь оказалась наиболее тесно связана и у мужчин, и у женщин со свободой и личной независимостью⁶, причем у мужчин этот фактор (назовем его "фактор Кармен") обладает наибольшим удельным весом, т. е. является наиболее дифференцирующим. Именно этот фактор, в отличие от Т-фактора, оказался связан не только с социальным измерением пессимизма-оптимизма, но и с более личностным: удовлетворенностью своей собственной жизнью в настоящий момент. "Фактор Кармен" оказался способствующим жизненному тонусу. При том, что отношение к любви самое прохладное среди русских (и мужчин, и женщин) - например, очень важной считают эту ценность 42% российских мужчин, в то время как в других странах эта доля около 70% - те, кто "выбирает любовь"⁷ а) выше оценивают перспективы страны; б) более удовлетворены собственной жизнью; в) имеют более интенсивные отношения с партнером; г) чаще считают высокими свои достижения в профессии; д) имеют более высокую самооценку как профессионала и как матери (для женщин); е) придерживаются более эгалитарных установок на отношения с людьми другого пола, ж) женщины выше оценивают партнера как отца; з) выше ценят работу, семью и независимость. Остается лишь пожалеть о том, что ценность любви у российских опрошенных так низка по сравнению с другими- очень важной ее считают лишь 56% россиянок, в то время как для остальных этот показатель 70-75%, а у венгерок доходит до 88%.

III. Загадочная национальная идентичность. Любое кросскультурное исследование подразумевает вопрос об идентичности и вызывает соблазн выяснить, кто же такие "мы", а кто - "они". Не устояли перед ним и авторы данного проекта. Попытки операционализации и дифференциации ценностных моделей, обнаружение, в частности, "Т-фактора", в изучаемой популяции свойственного постсоциалистическим странам, привели к идее дискриминантного анализа всего массива данных, полученных по ценностным шкалам. Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, что набор изучаемых переменных весьма ограничен и довольно произволен; кроме того, как мы пытались показать выше, те или иные ценности могут иметь различный социальный, экзистенциальный ; и психологический смысл в семантическом пространстве той или иной

⁶ Структура этого фактора практически идентична также для женщин Восточной Германии, однако, его вес в общей конфигурации факторов гораздо менее значителен, чем в России и Польше

⁷ Проведен анализ только результатов опроса женщин - по всем странам ценностной констелляции - и, конечно, в различных культурно-исторических контекстах, которые лишь подразумеваются, но не анализируются по существу в рамках конкретно-социологического исследования.

Тем не менее, оговорив все эти ограничения, как и другие, неизбежно возникающие при попытке интерпретации человеческим языком результатов математического анализа данных, проводящегося на языке статистических гипотез, попытаемся все же представить - в первом приближении - то, что у нас получилось на материале дискриминантного анализа ответов замужних матерей⁸. "Профиль России" отличается от всех остальных тем, что самая большая часть опрошенных (около 60%) "разбрелась" по другим странам. Иными словами, лишь в России больше половины жительниц (сразу скажем, что для мужчин получена аналогичная картина) по каким-то ключевым ценностным выборам "не принадлежат к собственному народу"⁹. Наиболее же гомогенными с этой точки зрения оказались обе Германии.

Россиянки неравномерно распределились по своим новым "местам жительства": наибольшую долю они составили в Польше, наименьшую - в Западной Германии, "приняв к себе", при этом, значительную часть западных немок, для которых, видимо, "русский ценностный профиль" оказался наиболее адекватным.

Сразу заметим, что межстрановые вариации значительно ниже по шкалам семейных ценностей и дружбы - почти универсальных; они возрастают по шкалам индивидуальных экзистенциальных ценностей любви и свободы, а так же отчасти личной независимости и самореализации. Еще больше варьирует отношение опрошенных по разным странам к трудовым ценностям: профессии, образованию, трудолюбию, дисциплине, честности. Однако, самое большое разнообразие обнаруживается в части "макросоциальных" ценностей: традиционных - религия, традиция;

промежуточных - например, гражданственность, которая в определенном контексте может быть отнесена (особенно для женщин) к вполне современным ценностям социальной активности, а может оказаться "традиционной" социалистической (или архаически-воинской) добродетелью; постмодернистских - ценность терпимости дает значительный разброс, будучи совершенно усвоена, например, западными немцами и отвергнута русскими.

Понятно поэтому, что "перетасовка" ценностных профилей зависит прежде всего от показателей по тем шкалам, которые обладают наибольшей вариативностью.

На уровне очень приблизительного обобщения можно сказать, что российским женщинам, чтобы "вписаться" в ценностные профили других стран, нужно обладать:

⁸ Дискриминантный анализ произведен доктором Юргеном Зассом.

⁹ Это лишь метафора: речь идет о статистических группах-"народах" и статистических распределениях, для них характерных.

относительно высокой ценностью родины (не вполне ясно, что именно вкладывали респонденты в это понятие, учитывая, что опрос проходил вскоре после объединения Германии).

Видно, что две Германии разошлись, прежде всего, по отношению к трудовым ценностям и терпимости. В то же время, их объединяет особенно низкая ценность традиции (отрицание важности прошлого?) и высокая - гражданственности, могущей, впрочем, иметь различный смысл для этих двух групп опрошенных.

Далее...